Она увидела — Петя Брунов, весь изогнувшись, вытянул руку, приноравливаясь схватить бешено вертящуюся скалку. Но в этот миг скалка вырвалась из-под браслета. Петя упал.
Катя закричала не своим, тонким голосом. Петин станок окружили люди. Катю била дрожь; она видела, словно во сне, пробежавших с носилками рабочих, Дементьева, Тополева, который, сильно хромая, с посеревшим лицом, быстро прошел мимо нее.
Она пошла туда, но Петю унесли на носилках.
Вокруг снова заработали станки.
Катя не помнила, как вернулась в кабинет начальника цеха. Тополева не было. Почему-то она села за его большой черный стол.
«А дождь? Я его не спросила про дождь», — подумала Катя и, уронив голову на стол, молча закрыла глаза.
НА ПЕДСОВЕТЕ
Урок благополучно подходил к концу. Но вот прозвенел звонок, и, как обыкновенно, ребята повскакали с парт раньше, чем Петр Леонидович успел сказать: «Разрешаю выйти из класса».
Он торопливо складывал в портфель свои записки и книги, а вокруг уже стоял тот беспорядочный гам, который не очень-то приличен в присутствии учителя.
«Убраться отсюда поскорее!» — подумал Петр Леонидович, опасаясь, как бы еще что-нибудь не ранило его самолюбия, и стремительно направился к двери.
Тишина, внезапно возникшая за его спиной, смутила Петра Леонидовича больше, чем шум. Он не мог удержаться и обернулся.
— Это что? — крикнул он, отшатнувшись в сторону.
Толя Русанов шел за ним на руках, вскинув вверх гибкое, как у обезьянки, тело и болтая ногами в воздухе.
— Это что?!
Класс грохнул от хохота.
Когда эти сорванцы выкидывали свои номера, Петр Леонидович не умел, как другие учителя, находить подходящие к случаю слова. Он повторял один и тот же ничего не говорящий вопрос, а их еще пуще разбирал смех.
Петр Леонидович выбежал из класса.
День снова испорчен. И завтра и послезавтра, всегда, даже в праздники, Петра Леонидовича не оставляет воспоминание о столкновениях с классом. Из-за чего, как подумаешь, человек может чувствовать себя несчастным? Из-за того, что какие-то глупые мальчишки хохочут ему в лицо.
Не ожидал Петр Леонидович, когда заканчивал университет с дипломом отличника, что так нескладно повернется его жизнь, не ожидал никак!
Когда-то, сразу после вуза начав преподавание в школе, он и то чувствовал себя веселее и спокойнее. Война. Мобилизация. Прошло десять лет, и вот снова школа…
Петр Леонидович так крепко задумался, что не заметил Андрея Андреевича, идущего ему навстречу.
— Куда спешите? — спросил Андрей Андреевич, смеясь рассеянности математика.
— Не куда, а откуда! — крикнул Петр Леонидович.
Он не собирался утаивать от классного руководителя свои конфликты с его седьмым «боевым». Нигде, ни в одном классе, Петру Леонидовичу не приходилось так лихо! Он полетел дальше, обещав Андрею Андреевичу когда-нибудь высказать все, что накипело, на сердце. Некоторое время Андрей Андреевич смотрел ему вслед.
— А великолепнейший математик! Клад! — произнес он негромко и покачал головой.
В классе ёго прихода не ждали. Веселая компания, все еще обсуждавшая развлечение, каким закончился день, при виде классного руководителя как по команде умолкла. Андрей Андреевич тоже молчал. Толя Русанов глядел, глядел на его неулыбающееся, непривычно хмурое лицо, да вдруг и сказал:
— А в правилах поведения не написано, что после уроков запрещается ходить на руках.
Теперь Андрей Андреевич приблизительно представлял, что у них произошло. Он продолжал молчать.
— Если бы Петр Леонидович случайно не оглянулся, никогда и не узнал бы, что я его провожал вниз головой, — выкладывал Толя, которому душу мутило это молчание. — А вы хороши! Загоготали, как гуси! Из-за вас и скандал получился, — принялся бранить он ребят.
— Ну уж не сваливай! Ты виноват! Ты! — закричали ребята.
Дима Шилов, староста класса, понял, что пора в это дело вмешаться.
— Русанов, иди у Петра Леонидовича прощения просить, — сказал он. — Подвел всех! Иди!
— Я подвел? — изумился Русанов.
— А кто же?
— Это вы меня подвели! Из-за вашего смеха сыр-бор загорелся…
В самый разгар спора Андрей Андреевич повернулся и, не сказав ни слова, ушел. Спор прекратился.
— Дождались! — сердито сказал староста класса Дима Шилов.
Он был нерешительный человек и не знал, как теперь быть. Невольно он поискал глазами Юрия Брагина. Юрий Брагин, небрежно сунув руки в карманы, стоял в стороне и, выжидая, чем кончится вся эта история, улыбался так язвительно, что всякий другой староста на месте Димы Шилова ни за что не обратился бы за помощью к такому насмешнику. Но Дима Шилов, напротив, взмолился: