Итак, они, Петя и Тополев, возвращают Стрелина на станок? Итак, — для них мнение цехового инженера Танеевой ровно ничего не значит? Плюют они на ее мнение. Вот как у нас создают авторитет молодым специалистам! И после этого вы хотите, чтобы Путягин меня признавал? Вы надеетесь, что у меня после этого создадутся но-о-р-мальные с ним отно-о-о-шения?
В конце концов она таки заревела. Придя домой, она уткнулась в подушку в своей маленькой комнате и обливалась горькими слезами, заперев дверь на ключ. Конечно, она вспомнила маму в этот грустный час одиночества и пожалела, что не стала тоже учительницей. Жили бы и жили вдвоем в колхозе, в сорока километрах от станции…
Потом наступил кризис. Катя села, вытерла глаза и мысленно спросила себя: «А ты боролась за Стрелина, секретарь цеховой комсомольской организации? Ты почему вздумала требовать его увольнения? Признавайся. Оттого, что он тебе грубил? Позор, Танеева! Ты зазналась, Танеева, и оторвалась от масс. Вот до чего ты докатилась. И тебя поделом проучили».
Все-таки у нее был довольно решительный характер. Она сказала себе: «Прекратить личные переживания!» — и после этого ей стало легче.
Катя открыла окно и, вдыхая прохладный ночной воздух, старалась что-нибудь разглядеть за окном. Там ничего не было видно, кроме густой черноты Волги да цепочки огней, играющих на том берегу.
Три красные звезды медленно плыли между небом и землей; смутно стал вырисовываться силуэт самоходки-баржи.
Вглядевшись, Катя заметила вспыхивающие то здесь, то там зеленые и красные светляки. Волга жила ночной жизнью огней.
«Ах да, завтра, завтра…» — вспомнила Катя.
…Утром, когда она пришла на завод, Дементьев и Новиков сидели на диване в кабинете начальника цеха и тихо разговаривали.
— Павел Афанасьевич, ты в себя верь, — говорил Дементьев участливым тоном. — Верь в себя, Новиков, и баста!
— Ты, Сергей Ильич, словно сиделка в больнице, надо мной хлопочешь, — нахмурился Павел Афанасьевич. — Или на всякий случай готовишь — ну незадача?
— Дурной, дурной! — улыбнулся Дементьев, щуря близорукие глаза. — Есть у вас, изобретателей, должно быть, особая извилина в мозгу, все-то на свой лад поворачивает.
Павел Афанасьевич не ответил. Он провел бессонную ночь и заботился сейчас об одном: скрыть от других, как его мучают ожидание, неизвестность и страх.
Наконец все собрались.
— Перед началом, по русскому обычаю, сядем, — полушутя предложил Тополев.
— Путаешь, Федор Иванович, обычаи, — возразил Дементьев, — перед отъездом садятся.
Однако все сели.
На Катю напало такое усердие, что, как Петя ни искал ее взгляда, она не подняла глаз от чертежей на столе.
Это был разрыв. Петя страдал. Впервые он со страхом подумал: «А вдруг провалю?»
— Ну, Петр Брунов, в добрый час! Идемте, — сказал Дементьев.
В цехе уже знали о предстоящем испытании опытного механизма, и, хотя все станки работали нормально и ничто не нарушало обычного течения дня, любопытство, нетерпеливость ожидания все же ощущались в особенной возбужденности рабочих. Десятки недоверчивых и сочувствующих глаз встретили Петю Брунова, когда он впереди всех быстрыми шагами прошел к своему станку. По дороге Брунов задержался возле Путягина.
Путягин без всякой видимой причины оставил работу, положил на станину руку:
— Удачи желаю! Болельщик!
Не назови он Брунова «болельщиком», вложив в это слово недобрый и насмешливый смысл, не произошло бы того, что мигом согнало хмурь с лица Пети.
Катя Танеева вышла вперед и сказала:
— Товарищ Путягин! Комиссия расследовала причину аварии. Причина в том, что не соблюдены правила технической безопасности. Что же касается подготовленности ученика Брунова, комиссия нашла его примерно обученным…
Вот что Катя сказала перед началом испытания, вместо того чтобы надменно и холодно произнести те слова, которые про себя твердила все утро: «Извините, Петя, я не могла вчера прийти, как мы условились…»
И Петя встал к станку. За спиной его на стойке висели подготовленные детали сборки — всё под рукой. Всё как обычно. И только станок изменился. Справа, на щите, прикреплена механическая скалка. Заключенная в металлический чехол, она похожа на отточенный меч.
Петя мельком глянул на Павла Афанасьевича. Тот насильно улыбнулся. Петя начал сборку: набросил на барабан станка первый браслет.
Второй браслет надевается при помощи скалки.
Петя со страхом почувствовал, что у него дрожат руки.
— Не сметь! — вслух приказал он себе.
Он мог говорить вслух — все равно из-за шума станков никто не услышит.