- Садитесь, товарищи! До станции Званка экспресс обеспечен. Ни пуха! А за подарочек после войны всех троих расцелую.
...Остановившись около командного пункта, Голенков вынимает самолетные часы и смотрит на светящийся циферблат. Стрелки показывают девятнадцать часов сорок минут. Спустившись по скользким ступенькам, толкаю массивную дверь. У стола сидит капитан Ковель. Левой рукой он держит телефонную трубку, а правой что-то торопливо записывает.
- Разрешите, товарищ капитан?
- Минутку, минутку, - не глядя на нас, отвечает он, отмахиваясь рукой, как от назойливой мухи.
- Разрешите доложить?! - повторяю я громче.
- Я же сказал, - раздражается он и, оторвавшись от записи, поднимает голову.
- Вы?! - удивленно вырывается у него. - Вернулись? - роняет он телефонную трубку и стискивает меня в медвежьих объятиях.
...Теперь мы снова в своей землянке. Нас опять окружают друзья.
С Новым годом!
С новыми победами!..
"4 января 1942 года. Отбросив фашистские полчища от Москвы, наши войска продолжают их гнать. В холод и стужу, по зимнему бездорожью неудержимой лавиной наступают они на врага. Несмотря на огромные трудности и лишения, несмотря на потери, люди словно переменились. Исчезли унылые, хмурые лица. Чаще стали на них появляться улыбки. И все потому, что мы вновь обрели уверенность в собственных силах, в скорой в полной победе над ненавистным врагом.
А у нашего экипажа еще один праздник. Командир эскадрильи майор Баканов подарил нам свой самолет. Утром он так и сказал:
- Принимайте мою машину. Дарю вам, друзья, свое личное боевое оружие. Надеюсь, не подведете.
За истекшие дни мы хорошо отдохнули. Зажили потертости и болячки. Самочувствие превосходное. Сегодня примем машину - и в бой!.."
"15 января. За десять дней выполнил двадцать шесть боевых вылетов. Бомбил артиллерийские батареи, железнодорожные эшелоны, вражеские узлы сопротивления. В нашем экипаже снова произошли изменения. Петра Голенкова назначили штурманом отряда, а на его место прибыл старший лейтенант Волковский.
Мне с ним доводилось летать еще до войны. Однажды, в присутствии инспекторской комиссии, мы даже отстаивали честь эскадрильи по воздушной стрельбе. Удивили тогда инспекторов сверхотличным результатом. И сейчас Волковский считается метким стрелком и прекрасным бомбардиром. За три последние ночи мы уже слетали одиннадцать раз. От других штурманов Волковского отличает очень быстрое выполнение боковой наводки. Всего два-три небольших доворота - и за считанные секунды бомбы отделяются от держателей. А точность ударов подтверждают пожары и сильные взрывы".
"23 января. Сегодня ночью сделал три последних боевых вылета. Завтра я и Волковский вместе с экипажами Павла Колесника и Ивана Кудряшова убываем к новому месту службы. Там мы должны переучиться и летать на других самолетах.
Говоря откровенно, меня такая перспектива не очень радует. С одной стороны, вроде и хочется освоить новую, более грозную машину. А с другой как подумаю, что уже завтра придется расстаться с нашим маленьким, но дружным боевым коллективом, в котором ты знаешь каждого и каждый знает тебя, так сразу пропадает желание уезжать от товарищей.
Во время событий в Финляндии мы вместе воевали на Карельском перешейке. В сорок первом пережили все тяготы отступления и научились громить врагов. Боевые друзья помогли мне стать настоящим военным летчиком. Здесь при их безусловном доверии я вступил в ряды партии, стал коммунистом-ленинцем. А сколько других, внешне незримых, но неразрывных нитей связали нас в эти годы узами дружбы и братства? Наконец, с меня еще не сняли судимость...
После полетов я долго упрашивал батю оставить меня в эскадрилье. Но он ничего не может поделать..."
"24 января. Ночью поезд движется медленно. В старом скрипучем вагоне тесно и душно. До станции Пестово будем ехать около суток, а там где-то рядом располагается паша новая часть.
Вчерашний вечер, наверно, запомнится надолго. Из-за сильного снегопада полеты были отставлены, и нам в эскадрилье были устроены проводы. Все собрались в столовой. Калашников, Зорин, Лысенко, Овсянников сели за столик около нас, старались ободрить, просили регулярно писать. Внешне мы казались веселыми, но настроение было паршивое. Война нас сроднила и вдруг разъединяет...
Друзья желали нам только хорошего. С ответным словом выступил Чванов. Стоя, он долго оглядывал всех затуманенными глазами, потом взмахнул рукой и запел:
Мы врагов взрываем бомбами,
Пулей меткою разим.
И фашистам нашу Родину
Никогда не отдадим!
И все подхватили припев:
Сорок первая отдельная,
Закаленная в боях.
Наша ярость беспредельная
На врагов наводит страх!
Прощаясь, мы пели песню о нашей родной эскадрилье, ее славный боевой марш...
Утром около автомашины собрались летчики, штурманы, техники, стрелки-радисты. Нам жали руки, давали советы, изрекали шутливые напутствия. Последним подошел прощаться Александр Блинов. Легонько ударив меня по плечу, он сказал:
- Не горюй, тезка! Мы еще встретимся.
И я подумал: "Он прав. Мы обязательно должны встретиться и еще повоюем вместе!"
Часть вторая.
Крылатая гвардия
Гвардейцы
"27 января 1942 года. В село, в котором располагается наша новая часть, добрались мы сегодня утром. Встретили нас приветливо, поселили в просторной крестьянской избе, ознакомили с планом работы на ближайшие дни, показали новые самолеты, оружие. Завтра приступим к занятиям..."
Перед глазами вместительный штабной блиндаж, освещенный ярким светом электрической лампочки. Незнакомый полковник молча слушает мой доклад, окидывая нас внимательным взглядом.
- Значит, на пополнение прибыли? - медленно переспрашивает он, по-вологодски налегая на "о". - А мы вас давно ожидаем. Вчера повторный запрос направили.
- Пока рассчитались... И поезд как черепаха. Дорогу бомбят. Последние сутки на попутных грузовиках добирались.
Пригладив ладонью волосы, полковник переглядывается с сидящим около стены полковым комиссаром.
- Видок-то того, дорожный. В баню их - и к делу определять. Человек без работы - что печка без дров: ни огня от нее, ни дыма...
Опять повернувшись к нам, полковник вдруг улыбнулся.
- А теперь не мешает и познакомиться, - заговорил он приветливо. - Это Григорий Захарович Оганезов, комиссар полка. Моя фамилия Преображенский. Зовут Евгением Николаевичем.
Преображенский!.. Неужто тот самый?..
Голову полковника обрамляет густая черная шевелюра. На широкой груди, рядом с двумя орденами Ленина, - Золотая Звезда Героя.
"Задание выполнил! Мое место - Берлин!" - пронеслось в эфире, когда в августе сорок первого мощные взрывы авиабомб нарушили покой фашистской столицы.
Всего лишь две фразы, короткие, лаконичные, они молнией облетели весь мир, потрясая его сенсацией: "Красные над Берлином!", "Русские мстят за Москву!", "Советская авиация воскресла в берлинском небе!"
Да, в августе 1941 года это была сенсация. Геббельс своим пером уже в первые дни войны уничтожил все советские самолеты. Успокаивая население, он говорил: "...ни один камень не содрогнется в Берлине от постороннего взрыва. Немцы могут жить в своей столице спокойно. Советская авиация уничтожена". И вдруг над Берлином открытым текстом по-русски: "Задание выполнил!" И в подтверждение - разящий бомбовый грохот... Он как карающий меч вонзился в логово фашистского зверя, сея в сознании тревожную мысль о неизбежности тяжкой расплаты за все совершенные злодеяния. Гром разрывов в Берлине уловили и политические сейсмологи всех стран мира...
Коренастый, в ладно пригнанной гимнастерке, внешне полковник выглядит так же, как и многие командиры. Взгляд карих глаз цепкий, прямой, изучающий. Отработанная годами твердость суждений умело сочетается с простотой в обращении. Но это он, именно он вывел своих крылатых питомцев в берлинское небо...
Отвернувшись, полковник снова о чем-то заговорил с комиссаром. С виду Григорий Захарович Оганезов - его прямая противоположность. Начисто обритая голова. Морской темно-синий китель сидит мешковато. Сходна лишь одна деталь. У командира и комиссара над воротом выделяется тонкая кромочка белоснежного подворотничка.