Город недавно освобожден от фашистов. Он сильно разбит. Местами от улиц остались одни развалины. Местное население одевается бедно. Трудящиеся принимают нас радостно. Однако часть горожан (из богатых слоев) не скрывает своей враждебности. Советская власть им явно не по нутру. К счастью, таких очень мало.
Летный состав поселили рядом с аэродромом, в двухэтажной бревенчатой вилле. Бедняки говорят, что хозяин удрал с фашистами. Драгоценности прихватил на чужбину, а дом не сумел. До возвращения оставил на попечение прислуги. Хоромы просторные. На окнах резные наличники. Крыша из оцинкованного железа. Ночью, при свете луны, блестит, как алмазная. От шоссе до виллы асфальтированная дорога проложена - прямая и ровная, как стрела. Оглядели мы эту прелесть и разместились по-барски".
"3 августа. Вот и первая неожиданность. Взлетная полоса на аэродроме оказалась короче, чем нужно для машин нашего класса. "Бостоны" с полной нагрузкой с нее не излетят. Если уменьшить вес за счет заправки горючим, то радиус действия не позволит нам дотянуться до вражеских коммуникаций. Выходит, что здесь мы можем только сидеть, а воевать неспособны. От такого открытия Борзов потемнел словно туча, немедленно доложил по команде и теперь ждет решения".
"4 августа. Ночью нас бомбили фашисты, причем основательно. Чувствуется, что без хорошей развединформации здесь дело не обошлось..."
Глухие удары зенитных орудий донеслись неожиданно. Мы выбежали на улицу. На небе ни облачка. Нарождающаяся луна освещала землю мягким мерцающим светом.
Дом наш на горке. С этого места хорошо виден город. Фашистские самолеты подлетают к нему на большой высоте. Гула моторов почти не слышно. Их одного за другим почти сразу находят прожекторы. Вражеские летчики не рискуют, моментально бросают бомбы и отворачивают с боевого курса. Непроизвольно разделившись на группы, мы устроили своеобразный полигонный лекторий, оценивая ошибки вражеских летчиков при выполнении маневра в прожекторах.
Так продолжалось минут пятнадцать, и вдруг на бреющем, прямо над нашими головами, с ревом проносится "хейнкель". Следом за ним сверху слышится посвист несущихся бомб. Кто-то крикнул: "Ложись!" Мы немедленно падаем...
Бомбы взорвались минут через пять. Меня ударило по виску. Думал, задело осколком, пощупал, а рядом со ссадиной в волосах деревянные крошки и щепка от бревенчатой стенки виллы.
Однако без ранений не обошлось. Летчику-истребителю Борису Лапшенкову осколок врезался в предплечье и раздробил кость.
Тут же воздушный налет прекратился. Собравшись около разбитой веранды, мы уже совсем по-иному расценили "удобства" нашей прекрасной виллы. Стоит она отдаленно, на горке, под блестящей, хорошо заметной с воздуха крышей. От шоссе до нее прямая, как нитка, дорога. Промахнуться в таких условиях невозможно. Сегодня нас выручил случай...
"7 августа. Каждый день вылетают самолеты-разведчики в Балтийское море и привозят нам снимки конвоев. Их много. Интенсивность движения судов значительно возросла. Больше того, поведение фашистов показывает, что они поняли нашу оплошность и вновь стали переходить одиночными транспортами без охранения, прижимаясь поближе к шведскому берегу. Значит, определили причину нашей бездеятельности и ушли за предел досягаемости.
Получилось невероятное. Из Ленинграда, за восемьсот километров, мы их доставали почти в центре Балтики. Теперь же, приблизившись на четыреста километров, потеряли такую возможность. Мы сидим. Враги плавают. А решения нет...
Ночуем теперь каждый раз в новом месте. Сразу же после ужина залезаем в грузовики. Борзов садится в кабину переднего - и выезжаем с аэродрома. По шоссе и проселкам петляем до темноты, заезжаем в деревню, располагаемся в школе или на сеновале, выставляем охрану и спим до рассвета".
О предполагаемом месте ночлега до приезда в деревню знают только три человека: подполковник Борзов, майоры Люкшин и Калашников. Маскировка хорошая, но восторга от этих поездок немного. Спасаясь от танков маршала Ротмистрова, по окрестностям Вильно разбежались тысячи фашистов. В лесах укрылись банды из полицаев и охранных отрядов "фронта литовских активистов". К деревням они пробираются почти каждую ночь.
Остановившись в деревне, находим какого-нибудь дедусю и спрашиваем:
- Бандиты давно у вас были?
А он отвечает спокойно:
- Они тут все время шатаются. И сегодня под вечер захаживали. Вы их спугнули, они и ушли.
- Сколько их было?
- Кто ж их считает? Может, десяток, а может, и больше.
- Оружие есть?
- А какие бандиты теперь без оружия? Автоматы, гранаты и пулеметы имеются.
Так и ночуем. Ставим четыре парных поста из радистов. Расстилаем регланы на сене. Кладем пистолеты под голову и засыпаем.
* * *
В шестнадцать часов воздушный разведчик доложил, что обнаружил конвой в составе четырех транспортов и шести кораблей охранения. Проанализировав полученные данные, подполковник Борзов удивленно пожал плечами:
- Неужто фашисты снова приблизили маршруты движения судов к восточному побережью Балтийского моря? Они же находятся в зоне досягаемости наших торпедоносцев.
- Наверное, обстановка не позволяет перебрасывать срочные грузы дальним путем. Поэтому и рискнули, - ответил начальник штаба майор Люкшин.
Через тридцать минут командующий ВВС КБФ поставил полку боевую задачу. Командир полка решил нанести удар по конвою противника группой из десяти самолетов, имея в ее составе шесть торпедоносцев и четыре "топмачтовика". В подразделение "топмачтовиков" он выделил пушечные "бостоны", экипажи которых упреждающими бомбоштурмовыми атаками по кораблям охранения должны обеспечить торпедоносцам прорыв к транспортам. От взлета до выхода в море нашу ударную группировку прикрывают восемнадцать истребителей во главе с командиром 21-го авиаполка подполковником П. И. Павловым.
Подполковник Борзов ведет машину над макушками деревьев, огибает возвышенности, буквально вжимается в лощины, впадины и овраги. От мощной воздушной струи под его самолетом колышутся густые ветвистые кроны и высокие волнистые травы. Я у него в левом пеленге. В правом - новый заместитель командира полка майор Василий Кузнецов. Правее, чуть сзади нас, - звено торпедоносцев капитана Смолькова. Левее - четверка "топмачтовиков" капитана Тарасова. (Способ топмачтового бомбометания появился во время войны в морской авиации. На максимальной скорости летчик снижает самолет до высоты корабельных мачт и бросает бомбы с горизонтального полета на расстоянии сто пятьдесят - двести пятьдесят метров. Ударившись о поверхность воды, бомбы рикошетируют, поднимаются на высоту трех - пяти метров и попадают в борт корабля.)
Фронт приближается. Под нами уже мелькают извилистые линии окопов и ходов сообщения. Бойцы, приподнявшись, машут нам касками.
У переднего края автоматы и пулеметы противника преграждают нам путь ливневыми потоками трасс.
- Огонь! - раздается в наушниках команда Борзова.
На всех самолетах появляются яркие вспышки. Огненный шквал накрывает окопы фашистов. Снаряды и пули вгрызаются в землю, сверкающим фейерверком рикошетируют вверх. Позиции врага мелькают под самолетом.
- Пронесло, - облегченно вздыхает Скляренко. - Только у капитана Тарасова, кажется, одного зацепили. В строю вижу три самолета.
Действительно, в строю у Степана Тарасова вместо четырех всего три машины. Отставшего не видно. Значит, кто-то получил повреждения, а может быть, даже сбит.
Истребители юркими парами бойко шныряют по сторонам, прикрывая нас сверху и сзади. Падение самолета они должны видеть и доложить. Но пока информация не поступила.
Впереди показалась береговая черта. Штилевая вода блестит под лучами низко склоненного солнца. Ленивые волны наката лижут желтый прибрежный песок.
- Искупаться бы, братцы, - мечтательно изрекает Скляренко. Разбежаться бы по песочку да в воду бу-у-лтых!..