Группа летела плотным компактным строем. Даже верткие истребители не резвились, не рыскали по сторонам, не рисовали в светлеющем небе свою бесконечную змейку. Пристроившись слева и справа, они неотрывно следили за нами, опасаясь, что мы неожиданно ускользнем в мутноватую дымную пелену.
Линию фронта пролетели без выстрела. Под нами мелькала истерзанная земля. Изрытая бомбами и снарядами, перепаханная окопами и траншеями, она словно бы пропиталась удушливым запахом лесной гари и совсем онемела от ран и ожогов жестокой войны.
Наконец появились еще не тронутые боями поля и посевы, заливные луга и болота с оконцами заросших "осокой озер. Неожиданно справа, из небольшой деревушки, ударили автоматы и пулеметы. Трассы прошли далеко в стороне.
- Это из Плунге, - сказал Иванов. - Проснулись собаки и сразу загавкали. Впереди - Кретинга. Железнодорожный поселок и станция. Желательно обойти ее с юга.
Довернув чуть левее, продолжаем полет. На востоке над лесом появляется краешек солнца. С каждой секундой оно поднимается выше, словно вылезает из-под земли, - превращается в ярко-красный сверкающий диск. Мгла исчезает, растворяется в золоте ранних лучей. От деревьев на землю ложатся мягкие тени.
- У нас на Кубани жаворонки сейчас заливаются, солнышко славят, вздыхает Скляренко. - Давно их не слышал. Война, проклятущая, даже птиц разогнала...
Слева из леса появляется серая лента шоссе. Пронзая стрелой перелески и рощи, она направляется точно по нашему курсу.
- Кажется, влево мы многовато хватили, - забеспокоился Иванов. - Так и есть. Гляди, командир! На Мемель выскакиваем...
Впереди за окраиной леса уже виден город. На домах частоколом вздымаются островерхие крыши. Из леса шоссе выбегает на переезд и крутым поворотом ложится вдоль темнеющей насыпи железной дороги. В закрытый шлагбаум уперлась колонна военных мотоциклистов. Солдаты, задрав кверху головы, одеревенело смотрят на нас.
"Что делать?! Отворачивать поздно, изобьют на отходе. Единственный выход - прорываться вперед, пока они не опомнились".
Перед глазами мелькают крыши и трубы, переулки и улицы, скверы и площади. Город еще не проснулся. На мостовых видны одинокие пешеходы, редкие автомашины или повозки.
Прижимаю самолет к самым крышам. От могучего грохота наверняка просыпаются люди, подбегают к зашторенным окнам. Но грохот утих, а на небе ни облачка...
По нашим самолетам не стреляют. Наверное, прозевали зенитчики. С сорок первого года Мемель не подвергался дневным бомбежкам, не потому, что щадили морскую крепость, а из-за силы ее ПВО. Поэтому наш случайный визит им в диковинку. Расчеты постов и орудий, видимо, только сменились с дежурства. Служба оповещения не успела включить ревуны. Жаль, что мы здесь случайные гости, не имеем возможности дать им предметный урок.
Под самолетом причальные стенки, портовые краны и склады. Частоколом стоят на пути корабельные мачты.
"Неужели проскочим и здесь? Неужели они еще в шоке?"
Быстро проносится лента прибрежной косы. Впереди только море. Штилевая вода блестит словно зеркало. Сильная дымка укрывает машины своей пеленой.
- Над Мемелем проскочили! - возбужденно кричит Иванов. - Они и очухаться не успели, а нас уже нет.
Прямо по курсу на водной поверхности появляется узенькая полоска. На корабль или транспорт она не похожа. Временами ее прикрывает туманная дымка.
- Николай! Погляди, что за чудо маячит? По карте здесь море как стеклышко чистое.
- Я уже вижу. Действительно чудо, - удивляется Иванов. - Это же лодка! - восклицает он громче. - Подводная лодка! Ух и акула!.. Таких здоровущих я в жизни не видел. Ее упустить нам нельзя, - добавляет он торопливо. - Нужно атаковать, хоть она и не задана.
Я и сам понимаю, что нужно атаковать. Подводные лодки врасплох попадаются редко. Исключительный случай, и упустить его - преступление. Лишь бы не погрузилась за время сближения.
Палец давит на кнопку радиопередатчика:
- Внимание! Атакую подводную лодку. Всем фиксировать результат.
- Курсовой - девяносто. Ход - три узла. Доворот на пятнадцать градусов влево, - диктует Николай исходные данные.
Энергично выполняю заданный доворот. Левее подводной лодки появляется еще одна черточка. Это еще одна лодка. Левый ведомый, гвардии лейтенант Скрябин, без команды устремляется на нее. В топмачтовом варианте потопить лодку трудно - бомбы на рикошете перелетят через палубу. Но может, и попадет?..
Правее из дымки вылезает сторожевик. За ним виден транспорт. Сторожевик открывает огонь. Снаряды и пули летят впереди моего самолета. Правый ведомый, старший лейтенант Филимонов, горкой взмывает на высоту и на пологом снижении стреляет из пушек и пулеметов по палубе корабля. Отбиваясь, сторожевик переносит огонь на его самолет. Для меня путь свободен.
Подводная лодка ближе и ближе. Она еле движется. За кормой на блестящей спокойной воде расползаются чуть заметные усики. Упреждение минимальное. Высота боевая. Теперь она никуда не уйдет.
- Бросил! - взволнованно кричит Иванов. - Скляренко, фотографируй!
Снизившись, чуть не цепляю винтами за воду. Нос лодки почти под правым крылом. На рубке стоят офицеры. Их трое. Ухватившись за поручень, они глядят на меня. Первый раз в жизни я атакую подводную лодку и первый раз в жизни с воздуха вижу так близко лица врагов. На них незаметно испуга, только одно удивление. Видно, не могут понять, почему из их базы неожиданно появились торпедоносцы с красными звездами...
Лодка проносится рядом и исчезает за фюзеляжем. Свалив машину в глубокий крен, стараюсь как можно быстрее увидеть ее в развороте.
- Взрыв! - в один голос кричат Скляренко с Лепехиным.
Он виден и мне. Высокий пенный султан, рассыпаясь на мелкие брызги, медленно оседает на воду. А рядом - вздыбленная вертикально корма. Через секунду она исчезает под белыми гребнями.
- Амба! Скончалась акула! - кричит Иванов.
- Чисто сработал, Сашок! - восхищенно изрекает в эфир ведущий истребительной группы капитан Леонид Казакевич.
Левее впереди продолжает атаку Скрябин. Подводная лодка уже погружается. Над водой видна одна рубка. Нужно бы предварительно пушками рубануть, прошить снарядами корпус, заставить противника всплыть на поверхность. Теперь утопить ее трудно.
Две пятисотки одна за другой отрываются от самолета, цепляют за воду и, отскочив, пролетают над рубкой. Ближайшая рвется от лодки метрах в пятидесяти. Конечно, гидроударом по корпусу громыхнуло прилично. Всплывет ли она иль теперь погрузилась навечно? Этого мы уже не узнаем.
Самолеты пристроились. Группа полностью, в сборе. У Филимонова в крыльях машины виднеются дыры и вмятины. По радио уточняю, насколько серьезны его повреждения.
- Пустяки! Все нормально, - отвечает он возбужденно. - Жаль, что вторую добить не смогли.
"24 августа. Сегодня тяжелый день! На задание летали несколько групп, и в каждой потери..."
В составе моей пятерки экипажи Евграфова, Филимонова, Скрябина и Шарыгина. На флангах и сзади, чуть выше нас, маневрируют парами истребители во главе с Александром Буруновым.
Взлетели мы по сигналу, без предварительной подготовки. Подъехал к стоянке начальник штаба майор Люкшин, дал нам место и время обнаружения конвоя, его курс и скорость, а на прощание добавил: "Маршрут проложите в воздухе. Удар нанесете по отработанной схеме. Экипажам занять места в самолетах. Запуск по зеленой ракете".
- Где будем фронт проходить? - спросил Иванов после взлета и сбора всей группы.
- Думаю, там, где проходили позавчера. Сплошные леса, и никто не стреляет.
- Добро. Доверни на семь градусов влево. Через десять минут пройдем эту точку.
Под самолетом мелькают верхушки разлапистых сосен. Горизонт впереди задымлен от пожаров. Минут через пять мы проскочим речушку Дубису и прорвемся во вражеский тыл.
- Саша! Прижми своих кроликов, - говорю Бурунову по радио. - На высоте они демаскируют.
- Понял, - отвечает он утвердительно, и его истребители тут же снижаются к самому лесу.
Дымка сгущается. В кабину доносится запах дыма и гари. Перед глазами мелькнула речушка. Сейчас будет фронт. Чувствую, как напрягаются мускулы, а пальцы сжимают баранку штурвала. Похоже, я приготовился прыгнуть через препятствие...