При отходе увидели, что колонна накрыта новой серией взрывов. Значит, по ней отбомбилась пара старшего лейтенанта Бусыгина, вылетавшая следом за нами.
- Порядок! - удовлетворенно проговорил Шеремет. - Эти фрицы с боеприпасами до Ленинграда уже не дотопают. На огонек сейчас подлетят и другие наши соколики...
"1 сентября. Летаем теперь только ночью. Продолжительность темного времени позволяет каждому экипажу сделать не менее двух вылетов. Объекты ударов нам выделяют различные. Бомбим колонны на марше, переправы, аэродромы, артиллерийские позиции. Но вчера произошла какая-то путаница, и мы чуть не улетели в глубокий тыл..."
По команде из вышестоящего штаба мы подготовились к очередному перебазированию. Вылет планировался сразу после обеда, однако с продуктами получилась какая-то неувязка. Устроив разнос начпроду и начальнику штаба, майор Баканов отсрочил вылет. Когда мы снова пришли в столовую, туда вдруг вошел командующий ВВС КБФ генерал Самохин. Он оглядел нас, нахмурился и спросил:
- Что-то вид у вас постный, иль кормят плохо?
- Да вот, - отвечаем, - в тыл улетать собираемся. Поэтому думы тревожат не о еде, а о дальней дороге.
- Значит, в тыл разогнались? - прищурился генерал. - От Ленинграда подальше? А воевать за вас кто останется?
Мы, разумеется, пояснили, что начальству, наверно, виднее, кого где поставить и кому Ленинград защищать. А наше дело нехитрое - выполнять приказ. Потому навострили лыжи за Вологду, на Кубинское озеро.
- А бомб у вас много? - поинтересовался командующий.
- Чего другого, а бомб на складах не перечесть.
- Ну коли так, - добродушно смеется Самохин, - быстрей вынимайте свое барахлишко из самолетов и бомбы подвешивайте. Пока на противника все их не сбросите, никуда отсюда не улетите.
И мы действительно не улетели. Вот что значит "своевременно опоздать".
Над Ладогой
- Зимовать так зимовать! - басит Шеремет, вваливаясь в землянку. Вижу, в одной заброшенной баньке рама оконная пропадает без надобности, и прихватил ее по пути, можно сказать, на нужды войны реквизировал. Заодно Ускребкова в деревню послал. Может, для печки чем-нибудь разживется.
Положив молоток на скамейку, беру "реквизированную" раму. Размерами в половину газетного листа, она застеклена малюсенькими осколками, давно утратившими свою первозданную чистоту и прозрачность.
- Подначивать и критиковать у нас все умеют, - опережая мои замечания, говорит Николай. - Вот оценить по-хозяйски нужную вещь могут лишь люди с богатым жизненным опытом...
С утра мы утепляем нашу землянку. Наспех отрытая, без печки, с дыркой вместо оконца и большими щелями в дверях, она насквозь продувается ветром. А на дворе уже холодно.
Прогрохотав железом о доски ступенек, Ускребков пытается втиснуть в дверной проем здоровенную бочку из-под бензина.
- Печка будет что надо! - обещает он, слегка отдуваясь. - Я и отверстия в ней уже сделал. Одно приспособим для топки, другое пойдет под трубу.
- Боюсь, как бы с этим твоим барабаном мы сами в трубу не вылетели, выражает сомнения штурман.
Работа уже подходила к концу, когда в землянку вбежал посыльный и обратился ко мне:
- Товарищ лейтенант! Вас начальник штаба на КП вызывает.
- С экипажем?
- Так точно.
Порывистый ветер раскачивает деревья, срывает с ветвей холодные капли. На галоши унтов комьями липнет загустевшая грязь.
- И зачем мы понадобились? - удивляется вслух Ускребков. - Погода же явно нелетная. И темнота наступает...
- Сейчас нет нелетной погоды, сержант, - отвечает ему Шеремет назидательным тоном. - В этом вы через пять минут убедитесь.
* * *
Увидев нас, капитан Ковель кивком головы указывает на табуретки, стоящие около стола.
- Садитесь и приготовьте полетные карты. Сейчас командир поставит задачу.
В просторной, обшитой тесом землянке командного пункта пахнет смолой от подсыхающей древесины. Расстелив на столе полетную карту, Шеремет аккуратно раскладывает карандаши. Смекалистый, дьявол, угадал, что придется лететь. Но куда? На дворе уже сумерки, слабая морось и низкая облачность...
Из комнаты оперативного дежурного появляется командир эскадрильи.
- Как отдохнули? Лететь сейчас сможете? - спрашивает он, присаживаясь к столу.
Взяв карандаш, майор Баканов аккуратно вычерчивает на карте малюсенький кружочек.
- Здесь, на опушке леса, находится артиллерийская батарея противника. Интервал между ее залпами - пять минут. Необходимо скрытно пройти в район цели и внезапным ударом вывести батарею из строя. Маршрут полета выбрать не по кратчайшему расстоянию до цели, а с уклонением к востоку километров на тридцать, после чего пролететь вот сюда...
Кончик карандаша, отметив примерную точку прохода над линией фронта, перемещается во вражеский тыл и упирается в маленькое озерко за батареей.
- От озера до батареи пятнадцать километров. Находясь над ним, вы должны дождаться очередного залпа орудий. На таком удалении гул самолета артиллеристам не слышен, а вы вспышки выстрелов увидите обязательно. Взяв курс на вспышку, держите такую скорость, чтобы выйти на батарею не раньше очередного залпа. Уточнив по нему расположение орудий, бомбите их с ходу. Высота минимальная. Взрыватели установить с замедлением. Задание ясно?
Положив карандаш, он встает и зябко поводит плечами.
- Теперь о погоде. Условия, сами видите, сложные.
Весь маршрут необходимо пройти визуально. Если не будет уверенности в благополучном исходе полета до цели, возвращайтесь немедленно. Остальные детали уточните со штурманом эскадрильи. Взлет - по готовности.
* * *
В сгустившихся сумерках кажется, что лохматые облака проплывают прямо над головой, чуть не цепляя за летные шлемы.
- Н-да... Высота-то того, для ночного полета неподходящая, - нервно крутит головой Шеремет и направляется к тралу.
На мое плечо ложится чья-то рука.
- Ну как? Справитесь? Погодка и в самом деле прескверная.
Комиссар... Его сочный грудной баритон не спутаешь ни с чьим голосом. Если пришел проводить нас в полет, значит, тоже волнуется.
- Ну, счастливо! - напутствует он и, помолчав, добавляет: - Не рискуйте напрасно, а постарайтесь по-настоящему, по-партийному. Пехотинцы вас очень просят о помощи: батарея у них в печенках сидит.
...Перегруженная машина медленно набирает скорость. Темные контуры берегов кажутся неподвижными. Постепенно скольжение улучшается. Наконец почти незаметный рывок - и самолет отрывается от воды, становится легким, послушным.
Летим над руслом реки. Стрелка высотомера медленно подползает к пятидесяти метрам. Облаков пока нет, значит, можно развернуть самолет на заданный курс и лететь над сушей.
На высотомере сто десять, сто двадцать метров. Временами машина врезается в нижний край облаков, и тогда земля исчезает из виду. Снижаюсь до ста метров. Впереди по маршруту превышение местности достигает восьмидесяти метров. Запаса высоты почти нет, и по летным законам дальше лететь нельзя. Но то по законам мирного времени, а сейчас... Ведь ждут нас пехотинцы...
Вершины деревьев мелькают почти под крыльями. Впереди темнота. Так и хочется легонечко потянуть штурвал на себя и взмыть в высоту, подальше от темной, теперь страшно опасной земли. Но там облака, сквозь них не пробьешься к цели...
Левее курса нижняя кромка облачности вдруг заискрилась мерцающим бледно-желтым сиянием. Голова Шеремета сразу же скрылась в кабине, и через люк послышался его голос:
- Немецкая "люстра"! Линия фронта минут через десять. Теперь до цели дотопаем обязательно.
Свет ракет постепенно становится ярче. Вспыхивая одна за другой, они высвечивают узенькую щель между землей и облаками. Прав Николай! Теперь мы пройдем к батарее, "дотопаем" до нее обязательно.
Под самолетом, блеснув желтоватыми бликами, промелькнули тонкие ниточки рельсов. Пролетели железную дорогу Мга - Кириши. Линия фронта теперь уже рядом. Мышцы рук напружинились. Вижу, как, приподнявшись в кабине, Шеремет ухватился за пулемет.