Двалин оставил Ветку на минутку, и подобрал свой молот.
Тем временем среди гномов откуда-то появился высокий человек в длинной серой одежде. Он шел возле носилок Торина и беседовал с ним. Реальность начала понемногу уплывать от Ветки, и Двалин, несмотря на собственную усталость, все больше и больше подставлял ей широченное плечо. В конце концов, девушка сообщила ему:
— Слушай… меня сейчас то ли стошнит, то ли я упаду… ты извини, может, вы меня оставите тут?.. А я потом как-нибудь…
— Гномы своих не оставляют, — возразил Двалин, и подхватил ее на предплечье левой руки. Ветка даже не смогла поблагодарить — просто обхватила мощную шею руками, прижалась плотнее и сидела тихо, борясь с дурнотой.
До нее доносились обрывки разговоров. «Не может быть!» «Так и случилось». «И где она?» «Вон там, на руках Двалина». «Двалин, клади ее на носилки рядом со мной!»
Уютное гудение около уха — «Я донесу…»
«Она сказала, как ее зовут?» «Трандуил называл ее Ольвой, и явно знал ее». «Прошу прощения, с вашего позволения, она назвала мне имя Ветка». «Надо торопиться, Торин. Даин готов занять престол, и объявить тебя погибшим. Доверяешь ли ты ему?» «Все гномы до последнего стоят друг за друга!» «Но на кону Эребор… Я уже думал, не попросить ли вам временно убежища и приюта в Дейле, особенно пока там Трандуил… ему надо собрать павших — эльфы никогда не оставляют своих на полях битв». «Я не стану укрываться в человеческих руинах, и просить защиты у лесной феи!» «Гномы упрямы и не всегда разумны, Торин Дубощит!» «Несите меня в Эребор! Скорее!» «Не так прытко, тебе надо залечить раны и окрепнуть, и все это время ты будешь находиться в руках Даина… не оставляйте друг друга в Эреборе, оставайтесь в одном месте». «Я сумею позаботиться о себе и своих гномах!» «Прекрасно, но я бы все отдал, чтобы не допустить распри — Эребор нужен Средиземью в надежных руках, ибо враг не дремлет…»
И что-то на тему павшего дракона.
Этого Ветка уже не расслышала, задремав прямо на руках Двалина, плотно уткнувшись лбом, носом и губами ему в шею, куда-то под бородой.
***
На каменном потолке метались отблески пламени. Было темно; где-то слышалось невнятное бормотание, шаги; звяканье металла, шуршание одежд.
Ветка снова просыпалась так, как будто было лучше этого не делать. Тело болело. Очень болело правое плечо.
Наученная горьким опытом, она сперва, лежа неподвижно, постаралась убедиться, что все произошедшее не сон; далее — что она не связана. Пошевелилась. Левой рукой ощупала правое плечо — тугая повязка захватывала половину руки и половину грудной клетки справа. Ветка нервно провела руками по телу — да, на ней из одежды оставались только плавки, даже компрессионные тренировочные гольфы отсутствовали.
Она лежала в постели из грубоватой, но чистой ткани, под одеялом, сшитым из овечьих шкур. И почему-то ощущения ткани на теле воспринимались как очень приятные.
Пространство было насыщенно запахами — масло, огонь, металл, камни, люди, шерсть, травы; но воздух был свежим, и достаточно прохладным.
Ветка потянулась левой рукой — на столике, рядом с небольшим светильником она увидела кружку — там была вода. С некоторых пор Ветка настороженно относилась к любой воде, которую ей предлагали тут, но рот пересох. Капризы пришлось оставить на потом.
Ветка кое-как напилась, села. Одежды не было, сапог тоже, зато там же на столике лежал ее арсенал. Ключи с лазерной указкой в виде брелка. Баллончик с перцовым спреем и нарисованной перепуганной собакой. Паспорт, под обложку которого были вставлены пара пропусков, проездной билет. Маленькие кусачки для ногтей. Гигиеническая помада. Плоская упаковка бактерицидного пластыря разных размеров. Нунчаки, которые Ветка засунула за пояс еще перед прогулкой Герца на ипподроме для веса — последнее оставшееся неиспользованным оружие. Ветка вспомнила, как она прикидывала, будет ли толк от нунчаков, даже утяжеленных свинцом, в случае их применения на голове белого орка. Получалось неубедительно, и Ветка отказалась от любимого оружия в пользу более эффективных, хотя и менее эффектных вариантов. Немного денег: и бумажек, и монеток. Ветка со странным чувством дежавю посмотрела на хрусткую купюру, которая еще три… четыре… или пять?.. дней назад была совершенно новой, как будто свеженапечатанной банкиром, любителем собак.
Нет, ребята. Второй раз вы меня не купите.
Ветка взяла гигиеническую помаду, намазала губы. Потом открыла и изучила паспорт и все бумажки, которые имелись — бумажные деньги, пропуска. Гербы, драконы, лошади, здания, бородатые рожи, ее собственная фотография — ну нафиг, мало ли какой символ тут усмотрят местные!
Ветка по одной начала подносить бумажки к огню… и бросать на кованый столик.
И хотя Ветка успела мысленно сходить в полицию, написать заявление об утере паспорта, она все равно не могла отделаться от мысли, что ее действия носят какой-то символический характер. Паспорт. Деньги. Пропуска.
Отче наш, великие валар, какое счастье, что я не сделала татуировку в виде дракона, особенно после просмотра почти одноименного фильма. А ведь хотела.
Но дым привлек внимание.
— Ты проснулась?
========== Глава 8. Огонь и камень ==========
Ветка жила в самой странной комнате, которую только могла себе представить.
Помещение было просторным, снабженным тяжелой дверью из вековечного дуба, обитой железом по углам. Ровно посередине стояла кровать — ее оттащили от сырой и холодной стены, застелили свежей постелью, поставили рядом кованый столик, и увесистый кованый же стул, на сидении которого, как и на ложе, лежала овечья шкура.
От этой меблировки до входной двери тянулась протоптанная в пыли дорога жизни.
Остальная часть комнаты затихла в паутине и неподвижном покое. И огромное зеркало из полированного металла, и два гигантских шкафа в глубине, и туалетный столик, на котором стояли припорошенные баночки и шкатулки, и открытые вешалки с одряхлевшей за десятилетия одеждой, и еще один небольшой столик с рукоделием, украшенный двумя массивными трехрожковыми подсвечниками — все было подернуто тленом. Здесь давно не убирали в силу веских, очень веских причин.
Это была внешняя комната — в стене узкое окно наружу, которое, при необходимости или если дуло, закрывалось специальной подушечкой.
Давным-давно эта комната принадлежала знатной даме, которая канула в вечность — или погибла при атаке Смауга, или ушла с остатками своего рода к Синим горам.
Из комнаты был выход в небольшую туалетную — тут, к великой радости Ветки, также было металлическое зеркало, совершенно не потускневшее, и вода.
Вода эта постоянно текла по желобу, и ее можно было зачерпнуть, вымыться в низкой ванне или полить себе на руки. Печи в горе пока бездействовали, угаснув после изгнания Смауга, так что вода предоставлялась только холодная.
Была и канализация, следовало опять же зачерпнуть из источника и попросту смыть нечистоты. Сам родниковый поток, разбегающийся по желобам, загрязнять разумно запрещалось.
Ветке какая-то добрая душа выстирала одежду, и через три дня, когда девушке полегчало, она начала бродить по замку. С дозорных площадок у разрушенных, но наспех восстанавливаемых врат Эребора был виден Дейл.
Дейл, где сейчас находился Трандуил.
Двалин рассказывал Ветке ужасные истории о том, что происходило снаружи, пока она набиралась сил.
Торин, продержавшись всю дорогу до Эребора, впал в городе-под-горой в темное беспамятство. Его верные соратники, помня о предостережении Гэндальфа, стояли на страже круглые сутки, не оставляя его и не оставаясь поодиночке сами.
Раненых наследников Дурина собрали в одной зале. От Кили практически не отходила Тауриэль. Жизнь Фили висела на волоске, и только время и эльфийские тайны врачевания могли дать молодому гному шанс.
Даин вел себя крайне странно — не будучи подверженным драконьей болезни, он поддался всепожирающей жадности, хитрил и лукавил. На день по три раза объявлял, что Торин скончался, стоило тому намочить повязки кровью или сильнее окутаться жаром недуга.