— Ну давай, начинай!
Спустя несколько перепевок хохотали навзрыд оба. Ветка еще и сгоняла стресс, оставшийся после подозрительных бесед Торина и Гэндальфа; Средиземье, думалось ей, это тебе не прогулка по парку.
Культурных барьеров при восприятии песенок друг друга не возникло; более того, и эрудированность и вокальные данные позволили выступать на равных. Фили было больно хохотать, и Ветка прижимала его перебинтованный торс руками — чтобы не сильно сотрясался. Пришел Бильбо и посмеялся просто за компанию.
Потом Ветка, несмотря на протесты, помассировала гному обе ноги. Фили чисто отмыли лекари, и возня с ножищами сорок шестого размера никаких неудобств не доставила. Ветке было очень огорчительно видеть такого крепкого парня беспомощным. Фили во время массажа едва сдерживался от пошлых шуточек, но все же молчал, подкалывал изредка и невредно.
Самой конфликтной процедурой оказалось причесывание волос, усов, бороды, подравнивание и заплетание.
Ветка носила длинные волосы в далеком прошлом, но всегда хвост — плести не умела. Учиться пришлось сходу, а потому, когда явился Торин, запыленный, уставший, а с ним еще два гнома, на широком ложе Фили шла веселая возня. Фили и Ветка чертыхались, ругались друг на друга понятными и непонятными словами, Фили называл ее безрукой ведьмой, а Ветка принца рыжим чудищем. Девушка грозилась взять ножницы и сделать прическу а-ля Двалин, и побрить лицо а-ля Трандуил…
Когда Торин остановился рядом, оба затихли.
— Ну я рад, что вам весело. Фили, тебе еще нужна помощь? Впрочем, с тобой останутся Нори и Оин.
— А почему?..
— Ольва нужна мне, — тяжело сказал Торин.
Фили притих и только смотрел — задорно и печально одновременно.
Ветка встала.
— Торин, я…
— Просто пойдем со мной, ладно?
— Просто? — прошептала Ветка и покосилась на Фили. Тот ободряюще кивнул — ступай, не съедят — и подмигнул. Торин шагал широко; дошел до своих покоев, вошел внутрь. Прошелся влево-вправо; Ветка, подумав и понаблюдав за его манипуляциями, села в широкое мягкое кресло.
— Ольва… нам надо объясниться.
— Я думала, ты извиниться хотел. Вы же вроде меня реабилитировали… оправдали, — сказала Ветка.
— Я хотел бы сказать… хотел бы сказать… что никогда не причиню тебе вреда.
— Ты это уже говорил, — буркнула Ветка.
— Расскажи мне. Я хочу знать. Что с тобой случилось.
Ветка отметила утвердительный тон короля — он не спрашивал, он требовал.
— Сначала ты. Что с яйцами?
— Они несказанно тяжелы, — проговорил Торин. — И вправду полны злой силы. Проклятие осталось в Эреборе, и не кануло вместе со Смаугом в воды озера. Мы с трудом сумели водрузить верхнее яйцо на тележку, которую пришлось для этого делать из сплошного камня и железа. На руках даже все мои гномы вместе со мной, исключая раненых принцев, не сумеют отнести это порождение Смауга в нижние галереи. Будем пробовать везти. Катиться оно не будет из-за веса. И Оин утверждает, что яйца стали горячее. Мы торопимся, как только можем, но сейчас всем вместе там делать нечего — надо доработать тележку, иначе она просядет. Теперь ты.
— Я не могу об этом говорить. Печать молчания лежит на моих устах, — тут же выдала Ветка домашнюю заготовку. — Я поклялась убить обидчика, и до тех пор не скажу ни слова.
— Если это Трандуил, тебе не исполнить задуманного, — покачал головой Торин Дубощит. — Если ты, конечно, не майа.
— Дался тебе Владыка, ну при чем тут он? — поморщилась Ветка. — Или это просто привычка все на него сваливать?
— Ольва, — Торин встал прямо перед Веткой. — Я не готов позвать тебя под венец.
— А надо? — с ужасом спросила девушка. Торин присмотрелся.
— Я… я обнимал тебя. И целовал. Я показал тебе, как ты мне дорога. Я не целовал женщину больше ста лет.
— А я вообще никогда не целовалась, — сказала Ветка. — Твой поцелуй был первым.
Торин вздрогнул и замер, глядя Ветке в глаза.
— Как?..
— Так. Можно обидеть и без поцелуев. Ну включи фантазию, — мрачно сказала Ветка.
— Ольва…
— Я не люблю те воспоминания. Давай вернемся в настоящее? Я, кажется, поняла. Ты король, и должен привести достойную королеву, способную родить детей. Это должна быть гномская женщина. Но Торин, у моего народа не принято так поспешно жениться. Зато нет ничего предосудительного в том, чтобы… дать время сблизиться, узнать друг друга, — Ветка сама не верила в то, что говорит такие вещи, — и быть вместе, но оставаться свободными, совершенно свободными в любых решениях. В любых. Я не готова быть королевой. Совсем. Но…
— Но? — прошептал Торин.
— Я готова… попробовать… если ты не будешь меня пугать… и торопиться… я знаю, мужчинам это трудно… прости, что я такое говорю. Я за себя не вполне отвечаю. Прости.
Ветка отошла и уставилась в зеркало, мерцающее за огнем светильника. Сначала бездумно, а потом более внимательно.
В зеркале проявилась совершенно незнакомая ей девушка.
Намного более красивая, чем Ветка помнила себя когда-либо.
Ветка смотрела во все глаза, и начала понимать, отчего волшебник усмотрел в ее вполне обычных карих глазах отсветы драконьего пламени.
Она менялась! Не внешне. Изнутри.
Из темноты возникли руки Торина с драгоценной диадемой в руках. Это было украшение, предназначавшееся когда-то некоей гномьей красавице. Торин отобрал его в сокровищнице для Ветки.
Руки тихо водрузили венец из желтых топазов, желтого золота и бриллиантов на голову Ветки. Лицо Торина, резкое, мужественное, проступило в зеркале рядом с лицом девушки.
— Ты отважная, — шепнул Торин. — Мало какая женщина рискнет сказать такое. Но ты ведь и не человек, ты майа, верно?..
— Ничего божественного в себе не замечаю, — шепотом и совсем тихо сказала Ветка, разглядывая отражения.
Сердце ее остановилось и затем словно пошло на взлет, начав биться все чаще и сильнее. Торин мягко повернул ее к себе и тоже совсем тихо сказал:
— Обещаю. Не пугать. Не торопиться. Может и трудно, но я смогу.
И Ветка потянулась к могучему королю гномов.
Пылали светильники — два, оставляя спальню подгорного короля почти темной. Ложе было застелено чистым полотном и шелком. Слуг не было тут — Торин ушел утром из разобранной кровати, и она дождалась его вечером. Углы тяжелой, кованой или резной из вековечного дуба мебели, выступали в свете огня.
Торин подхватил Ветку на руки и, не торопясь нести к ложу, поцеловал. Она обняла шею гнома, и неуверенно, сомневаясь, сняла с его головы корону. Положила на столик, за которым висело зеркало.
— Моя майа, — выдохнул Торин Дубощит.
Ветка сейчас не размышляла — она слушала его дыхание и смотрела в синие, как небо над Эребором, глаза; в глаза, которые заглянули в ее душу после самой настоящей битвы, в глаза мужчины, который подарил ей первый поцелуй — и с ним надежду. Ей отчаянно хотелось доверять, даже после того, как он столь быстро переменил свое отношение к ней под влиянием слов волшебника… хотелось.
Торин сделал два шага к кровати, посадил девушку на ложе; сбросил тяжелый полушубок, расстегнул пояс, наручи; и остался в темно-синей рубахе из плотного сукна. Ветка не торопилась разоблачаться, точнее, ей не пришло это в голову. Пока ей было так хорошо таять в колючих, долгих поцелуях короля-под-горой, пропускать между пальцев его великолепные волосы, запоминать звуки дыхания, запах; слушать телом движения рук.
Торин целовал Ветку, удерживая ладони у ее плеч, поглаживая лицо, короткие волосы цвета луны. Венец упал, и никто не поднимал его. Ветка приоткрывала глаза — и видела его рядом, так близко; все морщинки, все волоски широких бровей… и он видел — она смотрит, не прячется от поцелуя; а в этом поцелуе для Ветки сейчас была вся жизнь.
И король верил — эту деву до него не целовал никто. Никто и никогда. Так ли важно, что с ней еще случилось?..
Шея, плечи — Торин осторожно приучал Ветку к своим касаниям, к ощущению плотных, сильных сухих ладоней на теле. Потянулся, снял ремень с широкой блестящей пряжкой. Ветка вздрогнула, но не возражала, хотя Торин и ощутил, как напряглись ее мышцы. Это напомнило ему ласку, которую принимает битая собака — уши прижаты, взгляд исподлобья; каждая жилка в теле девушки, вне ее воли, говорила ему — не бей, погладь; не бей, погладь… и при этом ждала удара.