Узбад сел, снял обувь с себя, с Ветки — стянул ее удивительные узкие сапоги с застежками. Уложил Ветку прямо в платье на ложе; лег рядом сам. Что-то шептал — успокаивал, обещал оставаться рядом, защитить от всего на свете. Ветка тянулась — еще поцелуев, еще, еще, но тело ее продолжало сжиматься под ладонями гнома.
Торин гладил, не снимая платья — грудь, узкую талию, длинную ногу в плотных штанах. И целовал, целовал, не останавливаясь. Ему было этого мало, очень мало. Но узбад обещал. А мужчина все понял.
Ветке хотелось большего. Теперь она могла сказать это определенно. Чего именно — не понять; теснее слиться с твердой ладонью, глубже запустить пальцы в густую гриву с седыми прядями, сильнее прижать голову короля к своей груди…
Торин стащил рубаху. Ветка и представить себе не могла, что он такой громадный. Железные мышцы ходили могучими буграми; грудь поросла густым волосом, спускавшимся куда-то к ремню штанов. Плечи — посечены в десятках битв. Зажившие шрамы накрест пересекают один другой… и сила, огромная сила, которую сейчас узбад сдерживал — ради нее.
Торин ласкал ноги Ветки, пробравшись пальцами под юбку. Огонь в светильниках угасал, метался; Ветка, не разрывая поцелуя, прислушивалась, как рука Торина поднимается бедру. Выше. Еще выше… и, наконец, прикоснулся пальцами к тонкой черной ткани — той чудной одежде, для которой он не знал названия.
В этот момент Ветка дернулась и кубарем скатилась за кровать.
Как ни нежен и романтичен был момент, Торин рассмеялся. Без злобы, с теплом; он ждал чего-то похожего, и нашел реакцию куда как более приемлемой, чем в прошлый раз.
— Забирайся. На сегодня достаточно, — и уложил Ветку рядом, набросив поверх них обоих покрывало. — Можешь даже не раздеваться. Скоро рассвет, мне надо идти… грузить яйца, Моргот их побери…
И вроде бы заснул.
Но Ветке не спалось.
***
Пробуждение Фили было очень, очень ранним.
Ветка растолкала его ни свет, ни заря. Бомбур тихо спал около двери.
— В туалет надо? — сурово спросила Ветка. Девушка была полностью одета, в своем желтом платье, в добротной меховой куртке, плотно застегнутой; возле двери стояла котомка.
— Д-да…
— Давай. Попить надо?
— Н-не откажусь… а что случилось?
— Все спят, — сказала Ветка, — всем надо выспаться. А ты можешь доспать днем. Я не умею писать рунами Арды. Я оставлю тебе устное послание Торину. Это важно.
— Ты… ты что же?
— Я сейчас уеду. Заберу одного из пони, которые остались там, внизу, на которых возили припасы из Дейла, — сказала Ветка. — Кроме того, я забираю подарок Торина и немного монет, которые нашла в его спальне. Буду должна. Но судя по сокровищнице, от него не убудет. Запоминай. Запоминаешь?
— Да, но…
— Прости меня, пожалуйста. Ты самый лучший на свете. Но пока я не справилась со своим прошлым, я не могу быть с тобой. Пожалуйста, стань счастливым, ищи свою королеву гномов. Я вернусь, как только смогу. Если только смогу. И если буду тебе еще нужна. Запомнил?
— Ольва!
Ветка серьезно посмотрела на Фили. Нагнулась, поцеловала его в губы — просто чмокнула, не дав ухватить себя здоровой рукой.
— Выздоравливай, Фили. Надеюсь потанцевать с тобой. Ладно?
========== Глава 12. Дейл ==========
Ранним утром, на небольшой лохматой лошадке, после оживленной перепалки со стражниками Даина, стоявшими у ворот, Ветка выехала из Эребора.
К большому широкому седлу, из-под которого, как показалось Ветке, едва торчали уши и хвост ее нового приятеля, был приторочен дорожный скарб, собранный девушкой в основном в ее собственной комнате. Большое покрывало из овчины, свернутое тугим рулоном, кое-какая одежда впрок.
Желтое платье с высоким разрезом спереди позволяло спокойно ехать верхом. Меховая куртка из шкур какого-то драгоценного зверька, которую Ветка состряпала из широкой короткой шубы, отлично согревала — на Средиземье опускалась зима.
На куртку Ветка накинула широкий серый плащ, найденный Двалином где-то в недрах Эребора. Девушка уже смекнула, что в этом мире лучше путешествовать по возможности инкогнито, и что плащ никогда и ни в какой ситуации не помешает — это и палатка, и одеяло, и маскировка, и теплая одежда, и защита от дождя.
Особенно для тех, кто в пути.
Ветка чувствовала себя предательницей.
Она знала точно, что Торин будет в гневе, а может, и в отчаянии. Волшебник уехал, как только началась возня с перекатыванием яиц; он сказал, что пришлет сюда Радагаста, а сам вернется тотчас, как навестит Галадриэль. Так что Торину будет и некогда, и некого послать за ней. Даже если он и захочет. Пока же Ветке показалось, что этот удивительный синеглазый мужчина столь горд, что обида его может оказаться куда сильнее, чем желание ее вернуть.
Ветка тихонько вздохнула. Она отъезжала от Эребора галопом, и затем по мере сил лохматого конька цокала неспешной рысцой по едва заметной, но уже начавшей оживать дороге, которая петляла в холмах и перелесках, соединяя Эребор и Дейл.
Гора всегда оставалась позади, и вот чудеса — чем дальше отъезжала девушка, тем величественнее и грознее выглядела.
Город же то пропадал за поворотами, то снова открывался, залитый золотыми лучами осеннего солнца.
И хотя руины пока оставались руинами, что-то поменялось, как будто тлен забвения и серый пепел, оставленный драконом, был сметен со стен заботливыми руками.
Дейл оживал.
Ветка думала о Торине. Она не заснула ни на минуту, и в конце концов сбежала — от невыносимого стыда. Ей показалось, что она ведет себя столь мелочно, и столь унизительно — он воин, герой, прошедший через неслыханные страдания, совершивший множество подвигов; а она — закомплексованная дурочка, которая просит его «не торопиться». Если бы она могла… если бы она была нормальной женщиной… Торин восстанавливал бы возле нее силы, и может, это помогло бы ему. Ветке пока не приходило в голову, что это — вот то самое, и не выговорить! — может нравиться и ей. Поцелуи да, а прочее надо перетерпеть, так как это всегда боль, отвращение, использование и унижение мужчиной женщины (в иное она не верила). Днем тебя могут уважать, и даже может немножко любить, а ночью… ночью вот такие приколы.
Ветка даже не помыслила о том, что сейчас она, оторвавшись от тех, кого уже засчитала друзьями, в незнакомой стране едет в незнакомый город. Не пришло в голову напугаться или начать себя накручивать — голова была занята славными комплексами, наработанными давным-давно.
Ветка не видела себя со стороны, хотя и догадалась, что она уже отличается от той, что была ранее.
Если бы она посмотрела на огромную пустую равнину, где кое-где валялось начинавшее ржаветь орочье оружие — о, она бы смогла многое понять. О себе и о своих силах. Но Ветка думала о широких плечах короля, о его тяжелой каменной мускулатуре, синих глазах.
Ветка тяжело вздохнула. И не думать невозможно, и думать невыносимо.
Ладно.
Ветка подобрала повод — что необученная скотина тут же восприняла как сигнал остановиться; тогда девушка сломала веточку — сигнал, понятный всем лошадям, во всех мирах. Пушистик навострил небольшие меховые уши, и бодро потрусил, выбивая из дороги пыль вместе с изморозью.
Врата Дейла горделиво блистали на положенном им месте, что пока что никак не компенсировало проломов в стенах слева и справа. Стража стояла пестрая — и мужчины, и женщины вперемешку. Ветка, не считая нужным беспокоить петли врат города, подъехала к пролому, который охраняли дама средних лет и небольшой мужичонка, но все же уже не с вилами или граблями, а с мечом и алебардой, в кирасе, и крикнула:
— Можно проехать в город? Я хочу остановиться на каком-нибудь постоялом дворе, и передохнуть.