— Дейл пока разрушен, — отвечала ей женщина. — Посторонних не пускаем, надо спросить правителя!
Ветка вспомнила стройного черноглазого мужчину, который сверху показался ей забавным на совещании королей.
— Барда?
— Или кого-нибудь из старшей стражи. Кто ты и откуда?
— Я прибыла из Эребора. Меня зовут Ветка. Бард должен вспомнить… меня. Скажите ему — Торин, Трандуил, лед, девушка.
— Жди здесь.
Ветка бросила повод на шею Пушистику, и расслабилась, одновременно поглядывая на совсем молодого лучника — мальчишку, который стоял наверху на обломке стены, нацелив на нее стрелу, лежащую на натянутом луке. Ох, и досталось в последней битве всем — и гномам, и людям, и эльфам.
Стражники разошлись — да, так и есть, тот самый брюнет. Правда, одежка не такая помпезная, как на встрече королей, но и не такая зашмыганная, как на озере, когда Бард поднялся туда с Трандуилом.
— Это вы!
— Я, — ответила Ветка.
— Что вы тут делаете?
— Хочу отдохнуть день-два в Дейле, и дальше отправляюсь в Сумеречный лес. Мне нужны карты, кое-какие припасы. У меня есть деньги. Немного… но есть.
— Впустить, — коротко сказал Бард, и стражники посторонились.
Ветка ехала по узкой улице города… и наслаждалась.
Везде были очевидные доказательства недавней битвы. То валяется орочий шлем, то видны посеченые мечами камни, и высохшая, побуревшая лужа крови внизу…
Туши троллей, варгов, орков и прочей нечисти, как знала Ветка, помогли вынести из Дейла эльфы. Люди ходили по улицам — много; лица светлые, исполненные надежды. Такое ощущение, что даже тех, кого в войну постигло несчастье, уверились в начале новой, лучшей жизни.
Бард придерживал Пушистика за повод. И рассказывал. Здесь главная площадь, здесь восстанавливается ратуша, и пока живет он со своими детьми; здесь лазарет — раненых и покалеченных осталось очень много. Всеми ими занимаются врачеватели, которых уже успели привезти из других людских городов — вместе с первыми припасами.
Но Ветка думала о другом.
В Эреборе она не могла оценить, как сильно ее гнетут полутемные помещения (хотя гномы и говорили, что позже будет много света), каменные стены, своды над головой, отсутствие окон, воздуха, хотя затхлости нигде и не было.
Она сиживала подолгу на балконах города-горы, разглядывая горизонт, и даже не предполагала, как утомилась в просторных подземельях. Как не хватало ей лошади, дороги; ощущения открытого воздуха, свободы движения; как утомили суровые Железностопы, приземистые, недружелюбные, совсем непохожие на ватагу Торина Дубощита.
И совсем непохожие на людей.
Ветка с грустью поняла, что если и рискнет вернуться к Торину… то это будет очень осмысленный и обдуманный поступок. В горе Ветка не успевала думать и замечать, подходит ли ей Эребор для жизни. Оказавшись на просторе, туда, обратно, под толстенные каменные своды, к корням горы, вовсе не хотелось. Но дело такое… в этом мире, судя по всему, одинокой девице несдобровать. Надо обязательно быть при ком-то — при людях или при деле. Или при мужчине. Можно вот даже при узбаде.
Ветка вздрогнула и посмотрела вниз. Бард глядел на нее, и чему-то улыбался.
Девушка поняла, что мужчина уже довольно давно молчит, и стоит, просто придерживая лохматого полупони за повод, поглаживая его густую шерсть.
— Что, замучили тебя гномы, майа Ольва?
— Это они только вчера придумали, что я майа, — негромко сказала Ветка. — До этого записывали в исчадья Моргота и хотели посадить под замок. Я так считаю… что я человек. Как… и ты! — и Ветка широко заулыбалась — надо же, а ведь правда. Она у людей. У своих. У своего народа!
— Ну тогда, — сказал Бард, подставляя плечо, — поселю-ка я тебя со своими дочками. Постоялые дворы у нас уже открыты, два; только я не думаю, что тебе там место. Прими мое гостеприимство.
Ветка смотрела на его плечо.
— Ты хочешь снять меня с лошади?
— Ну да. А что? — встревожился Бард.
— Я аэээ… — «Сама могу!» «Не калека!» «Тут этой лошади от горшка два вершка!» — Спасибо.
Было не слишком удобно; но Ветка скользнула по рукам Барда вниз…
На секунду оказалась с ним лицом к лицу. Легкий запах вина, табака; чуть влажного меха — от его одежды; запах…
Человека?
— Как вы узнали, что гномы вообразили, будто я майа? — спросила Ветка, не торопясь выкручиваться из рук правителя Дейла. Человек, вблизи — это же просто праздник какой-то!
— Птичка новость принесла, — тихо, чуть сдавленно ответил Бард. И неохотно отпустил руки. — Гэндальф проехал через Дейл вчера, очень торопился.
— Я не вхожу в клуб любителей Гэндальфа, — сердито буркнула Ветка. — Мнительный дядька, и постоянно на взводе.
— Он в число твоих поклонников тоже не входит, — усмехнулся Бард. — Скоро будет темнеть, пойдем в дом. Лошадью займутся слуги. У гномов много золота, но в Дейле много людей, и это дает свои преимущества… я угощу тебя ужином. Может, стол даже в чем-то превзойдет трапезы подгорного короля. Мы же начали торговать, а Торин Дубощит все разбирается со своими родичами.
— Там есть тема… поразбираться. Гномы есть гномы, — сказала Ветка с полным знанием дела. Бард посмотрел ей в лицо, и отчего-то рассмеялся.
***
Ветке потребовалось с полчаса, чтобы познакомиться с детьми Барда — юный лучник, который оберегал пролом в стене, оказался его сыном. За это же время Ветка поняла, что имеет дело со вдовцом; и так как у нее в прошлом также были нежелательные для обсуждения темы, она решила не выспрашивать его ни о чем.
В Дейле стояла суета, которую Ветка назвала бы в чем-то — несмотря на лазарет, все еще переполненный ранеными, — веселой. Бодро стучали молотки и топоры; на скорую руку люди восстанавливали выбранные жилища. «Дракон погиб, дракон погиб, гномы дали золото, город снова наш, наш город снова будет жить», — слышалось в каждом звуке. Ветка прислушалась, сидя за небогатым, но изысканно накрытым столом… и поджала губы. А трех драконов не хотите?..
Оставалось лишь надеяться, что Торин Дубощит, и на крайний случай Железностопы с Даином не выпустят юных чудовищ наружу.
Не дезертировала ли она с поля боя?
Дезертировала. Самым откровенным образом. Трусливый заячий хвост она, а не майа.
Бард оказался рядом — положил теплую руку на плечо.
— Тебя гложут какие-то думы, Ольва. Знаешь, я хотел сказать… не всегда людям ясны действия других народов. Дивные перворожденные всегда останутся непонятыми и недостижимыми. Гномы, каменные дети гор, тоже. Что бы ты ни оставила за спиной — не тебе малыми человеческими силами справляться с этим.
— Как сказать, Бард Лучник, правитель Дейла. Тебе ли не знать, что малая сила, приложенная вовремя и в конкретную точку, может многое менять.
Бард усмехнулся.
— Не правитель. Люди Дейла выбрали меня королем, хотя мое королевство — пока просто развалины и тень древней славы. Я буду стараться. Мы даже распахали несколько полей под озимые, и успели засеять. Но мне сейчас не до блеска короны, даже с золотом гномов. Хотя она у меня есть — Торин Дубощит подарил лично, — и Бард указал на прекрасную корону из черненого золота, украшенную драгоценными камнями, которая лежала на алой подушечке на небольшом столике у окна. — Когда Дейл будет восстановлен, торговля налажена, раненые поправятся, и я смогу сказать, что сделал свое дело — тогда возложу ее на свою голову.
— Ну что же… прошу прощения, ваше величество, — улыбнулась Ветка.
— Вина? Мяса?
— И того, и другого…
Вечерело; дети Барда пришли домой. Обычно Лучник занимался с ними вечерами — по тяжелым пыльным книгам и свиткам, описывающим историю Арды; но Бард отослал их, и Ветке показалось, что она заполучила в клуб своих нелюбителей трех новых членов. Кровать ей приготовили в просторной спальне девочек — убранных комнат в бывшей ратуше было не так много.
Ну, а Ветка сидела с Бардом, и они разговаривали и смеялись. Служанка (Ветка впервые ела так, чтобы за столом прислуживала служанка) подливала густого вина, и подкладывала кусочки сочнейшего жаркого.