«Да что я вам, гадам, сделала злого?»
— Мы возвращаемся в Эребор с твоим ответом, — Двалин посмотрел на Ветку, — и с твоим, — на Барда.
Гномы повернулись и вышли со двора ратуши — там их ждали пони.
Ветка кусала губы.
— Бард?
— Решила — уезжай, — мягко сказал Бард. — Я предполагал, что так может выйти. Не нужно, чтобы ты сейчас оставалась в Дейле… просто как гостья. На каких-то других… основаниях… возможно. Но об этом говорить рано и не к месту. Просто поезжай за своей лошадью. У эльфов ты будешь в безопасности… дивный народ даст тебе время прийти в себя. Судя по тому, что говорил Трандуил, тебе не откажут в этом. А там… перемелется — мука будет.
Бард взял Веткину голову в руки и поцеловал в лоб.
========== Глава 13. Орки ==========
Все кошмары сбылись.
Ветка лежала лицом вниз на плоском осколке скалы. Два невыносимо воняющих орка держали ее за заломленные руки, прижимая к камню. Все ее вещи были неизвестно где; все люди, ее сопровождавшие, погибли.
Случилось худшее. Речь шла о тупой, неостановимой силе зла, в борьбе с которой недостаточно было ни Веткиной силы тела, ни силы духа.
Ветка горько сожалела, что не продвинулась с учителями настолько, чтобы уметь остановить сердце — ее отчаяние и ожидание неотвратимого насилия в этот момент были так велики, что она сделала бы это, не задумываясь. Даже при том, что собственно насилия и боли еще не было.
С ней обращались почти вежливо.
Ожидать тяжелее всего; Ветка ощущала, как в кисти рук, в спину, в плечи впиваются когти. Да и поза слишком живо о многом напомнила. О ТОМ САМОМ, когда, наигравшись, ТЕ решили поиздеваться над ней еще и по-другому, и перевернули со спины на живот.
Но в ожидании, даже таком чудовищном, всегда кроется ничтожный лучик надежды. Ветка не умела останавливать сердце. А потом вышло, что ожидание неизбежного позволило ей вспомнить все, что она изучала, готовясь… да, большую часть жизни готовясь к тому, чтобы выдержать и выстоять в случае нового насилия.
Мысли стали четкими, как будто механическими. Ужас перебирания в голове фактов отсутствия здесь хирургии и антибиотиков, психоаналитиков и прокладок постепенно сменился четкой установкой — ужаса не допустить. Искать способ быстро и легко умереть, не дав себя насиловать. И план-максимум — уцелеть и выжить.
Но ситуация была безысходная. Выхода Ветка не видела и представить себе не могла. Середина орочьего лагеря, от границ Сумеречного леса далеко, от Дейла еще дальше.
Наконец, когда девушка дико заледенела на скале, призывая немедленную пневмонию себе в помощь, перед ней появились лапы крупного белого зверя. Орки тут же заговорили все хором, на гортанном, неприятном языке. Им ответили — несколькими ленивыми, растянутыми фразами.
И Ветка почувствовала, что сделалась холоднее, чем камень, на котором лежала — она узнала голос.
В считанные доли секунды в голове Ветки табуном проскакало все, что она успела вспомнить из боя на льду, когда она полезла защищать Торина Дубощита; из съемок некоторых фильмов, в которых участвовала как дублер ню; из книг, слухов, разговоров. И план был готов. Оставалось исполнить его чисто — так, чтобы ни единая ресничка, ни единая фальшивая нота голоса не выдали ее дикий ужас и уязвимость.
Орки отпустили ее. Но Ветка осталась лежать, стараясь понемногу вернуть кровообращение в затекшее тело.
Она увидела нижнюю часть тела бледного орка, который спрыгнул с варга и подходил к ней. Остановился перед скалой.
— Надежда, говоришь, умирает?..
Ветка неспешно собрала в кучу руки, ноги. Встала. Выпрямилась на скале, заложив руки за спину. Посмотрела на бледного орка сверху вниз, сложив лицо, как она сама это обозначила, а-ля Трандуил.
— Ну что же, повеселюсь я сегодня, — проворчал орк и облизнулся. Вид пленницы, величественный, как она предполагала, его никак пока что не смутил.
— А завтра вы скормите это мясо варгам, — добавил орк, но, если бы он знал, что угроза эта весьма слаба по сравнению с адом, бушевавшим в душе девушки… скормиться она готова была хоть сейчас, лишь бы быстро.
Впрочем, это была и не угроза для орка, а самая настоящая, обыкновенная правда. Даже, можно сказать, повседневность орочьего стана.
Но смотреть на страх в глазах пленных он любил.
Ветка шагнула к нему, к Азогу Осквернителю, к краю скалы, и ее лицо оказалось на одном уровне с иссеченным ликом страшного создания.
И Ветка улыбнулась.
Улыбнулась изнутри, всем своим существом, дико желающим выжить, избежать боли и истязаний; и поцеловала бледного орка, глядя прямо в его удивительные бесцветные глаза.
Торин.
Бард.
Смогла бы она, если бы не было тех, настоящих поцелуев?..
«У него там такие клыки, сейчас отжует язык».
Поцеловала с нажимом, резко, и затем отпихнула его от себя — сильно, неожиданно, так, что орк сделал шаг назад и окаменел.
Он был умен.
Он думал.
Нельзя было позволить ему думать.
— Немедленно дай мне плетку, ты! — сказала Ветка. Сама она собственный голос не слышала, так как все заглушало дикое биение пульса в ушах. Орк чуть заторможенно глянул на двух или трех застывших в ужасе чудовищ в огрызках лохмотьев, битых доспехах, с изуродованными мордами. И вдруг отобрал у одного нечто, что могло бы сойти за плетку-семихвостку, и, оскалившись, протянул ее Ветке.
Рыкнул:
— Пошли прочь!
Орки разбежались, но Ветка точно знала, что они неподалеку.
Нельзя было давать опомниться.
Ветка попробовала гибкие хвосты плетки пальцами… и наотмашь ударила Азога по лицу.
— Как ты себя ведешь, дрянной мальчишка?
Кровь билась, отсчитывая пульс ледяным набатом. Азог не знал этой игры.
Но быстро понял ее смысл.
— Я… я себя веду?..
— Ты скверно себя ведешь, — вкрадчиво подсказала Ветка и изо всех сил (чтобы пробить эту белесую шкуру), хлестнула его по морде снова. — Ты не поклоняешься госпоже!
— Я должен… поклоняться?..
— Если хочешь, — сказала Ветка и демонстративно медленно облизала губы, — чтобы госпожа сделала тебе что-нибудь приятное, — сощурилась, — слушайся госпожу! И тогда госпожа накажет тебя. Ты же хочешь, чтобы госпожа тебя наказала?
— Что… ты делаешь?.. Что ты за тварь?.. — голос Азога разнесся низким рокотом.
— Рассказать? — вкрадчиво сказала Ветка. — Пойди сюда.
Азог приблизился. Сабельку взамен утраченной секиры он успел приставить самую простую; а оставшаяся целой рука сообщила Ветке — получается. Немного, пока не на все сто, но получается.
Ветка нагнулась, с брезгливым выражением рассмотрела морду орка вблизи. Потом резко и неожиданно стегнула его плеткой по мощной шее. И прежде, чем он успел отстраниться и взреветь, тут же схватила его за уши и снова поцеловала — так жестко, как только могла, стараясь не обращать внимания на привкус крови во рту, и на вкус чужой слюны.
Доминировать.
Как угодно, только доминировать!
— Ты все отлично понимаешь, — прошипела Ветка. — Ты же умный мальчик… очень умный… а они не видят, правда? Никто не видит… только я поняла, сразу, как только ты заговорил со мной. Умный! Только очень плохой! — и Ветка снова наотмашь плетью дважды ударила его по морде.
Азог стоял в замешательстве. Потом вдруг улыбнулся… и улыбка сделала его почти красивым. Стокгольмский синдром, подумала Ветка. Держаться, как гвоздь.
— Мне нравится!
— Тогда на колени, плохой мальчишка, — сказала Ветка и чуть не прикусила язык. Колени — это, наверное, слишком. Но Азог медленно опустился… на одно колено.
Как рыцарь.
И смотрел на нее уже с обожанием и вожделением… ожидая продолжения игры.
Ветка неторопливо (лишь бы не навернуться) сошла с камня. Наверное, она выглядела сейчас именно такой госпожой, какая должна была быть в настоящих играх такого характера. Сапоги и бриджи для верховой езды. Желтое платье с декольте, с высоким разрезом. Меховую куртку у нее отобрали орки, но сейчас она не ощущала холода.