Веткина комната была уже не выстроена, а выращена, и походила на развилку огромных корней. Вход загораживала плотная занавеска из тисненой, тяжелой, хорошо выделанной кожи — других дверей не предусматривалось. Древесина образовывала узкое окно, в которое падал утренний свет — от восхода и до полудня. На идеально ровном полу, вымощенном красивым серым камнем, стояло низкое ложе — несколько бревен, накрытых тростником, поверх тростника — поистине королевской периной и роскошным покрывалом с вышивкой. В углу, но не вплотную к живому корню, был сложен небольшой очаг. Резной стол темного дерева — у окна, такой же работы сундук и несколько полок в углу.
Ветке этого было достаточно.
В комнате не было того, что принято считать удобствами — но вокруг простирался густейший лес, а буквально в пятидесяти метрах по камням сбегал небольшой водопадик. Вода направлялась в чаши, расположенные каскадом — солдатский душ и умывальники стражников и воинов дворца. Собственно, Ветке и досталось то, что можно было бы назвать комнатой в казарменном общежитии.
Чтобы попасть внутрь дворца, надо было обойти его кругом — с полчаса, приблизиться с другой стороны — с главного входа, объявить, кто такая и зачем пришла, и тогда уже войти во внутренние чертоги. Снаружи замок был обнесен основательной стеной, лес перед которой был расчищен — но двор с умывальниками и природным каскадным душем располагался внутри этой ограды, во внутреннем обширном саду.
Защитники дворца при осаде могли сперва отступить за стену, затем внутрь самого дворца, но такого пока не случалось — никакая сила доселе не атаковала лесного короля в сердце его владений.
Жилье, считавшееся у эльфов весьма простым, Ветке показалось просто верхом роскоши и изысканности. Ей нравилось все — живое дерево, небольшой очаг, который, однако, быстро наполнял скромную комнату теплом, шелк постельного белья, пух теплого огромного одеяла, солнце в глаза по утрам, водопад в качестве душа, плотная кожа вместо двери.
Мэглин привез Ветку сюда и оставил — это было достаточно безлюдное, можно сказать, временно расселенное крыло. Ветке досталась комната эльфа, который погиб во время битвы пяти воинств. Его вещи и оружие Мэглин унес.
Ветка была тут уже три дня. Мэглина, Даэмара или кого-либо иного из знакомых эльфов ей не довелось встретить. Тонкая эльфийка с черными волосами ниже ягодиц приносила ей с утра корзину с едой, и, глядя примерно так же, как смотрела на Ветку Тауриэль, безмолвно исчезала. Иногда Ветка сталкивалась около водопадов с одним-двумя стражниками, которые умывались, или просто беседовали у воды. Мужчины здоровались с ней приветливо, но от расспросов немедленно уходили. «Тебя призовет Владыка, набирайся сил». «Выздоравливай, отдыхай, в свое время тебя отведут во дворец».
И Ветка ждала.
Первый день она просто спала, почти не поднимая головы.
На второй постоянно лазила в холодную воду, оттирая тело с песком; топила очаг, пила принесенное ей вино.
На третий к ней пришла сдержанная эльфийка, велела раздеться, и осмотрела порезы — белые шрамы, волнистыми линиями и завитками украшавшие теперь Веткино тело. Эльфийка была юна и прекрасна, но держалась как строгая докторица в летах. Эльфийка представилась Синувирстивиэль, и объявила, что должна вылечить шрамы. Судя по тону, она бы охотно оставила человеческой женщине это украшение на долгую память, а может, и добавила бы что-нибудь от себя методами эльфийской хирургии. Но эльфийка только нанесла зеленую пасту на шрамы, открыто и как-то весьма неприязненно изучая Веткино тело, напоила девушку не слишком вкусным отваром растений, обернула в тонкое полотно, и по-быстрому спела песню. Ветка, хотя и оценила потом результат, не впечатлилась — чудесами эльфийской медицины в ее памяти навсегда осталось то, что делал Мэглин в лилейном озере. Теперь на загорелой коже остались только тонкие светлые линии, которые, как сказала целительница, должны были сойти за несколько месяцев. «Орк не применил магии, не использовал злых заклинаний, — сказала Синувирстивиэль, — ты, видно, была интересна ему, и он хотел сохранить твое тело».
Азог мог необратимо изуродовать ее единым ударом… но не сделал этого за пару часов. И все равно то, что происходило в стане орков, Ветка никак не могла обозначить как бережное отношение, и с эльфийкой не согласилась.
Ветку несколько смущало, что одежда у нее пока была только Даэмарова — ей лишь принесли плотный плащ и сапоги. А на улице неумолимо холодало; Ветка не могла далеко отойти от своего жилища. Благо, в ручье, сбегающем в умывальники, вода отчего-то оставалась теплой и по утрам немного парила.
На утро четвертого дня пришел вовсе не Мэглин, как всей душой ждала девушка, а платиноволосый красавец Даэмар. Он принес одежду — узкие тонкие коричневые брюки, длинное светло-желтое, богато расшитое платье с высоким разрезом спереди, нежную легкую сорочку под платье, отороченный мехом плащ, нечто вроде носков из шелка, мягкие сапоги, подбитые стриженым мехом, которые натягивались на ногу туго, словно чулок.
Ветка одевалась, а Даэмар напевал что-то дурашливое снаружи.
Ветка вышла. Эльфийская одежда села точно по фигуре. Платье плотно обтягивало талию и не сковывало движений, рукава с разрезами красиво облегали руки; более широкий, чем у кафтанов мужчин, подол тек, словно вода, когда девушка шла. Нижняя рубашка образовывала мягкие целомудренные складки вдоль узкого вертикального выреза горловины, а рукава с тонким шитьем достигали запястий.
— Тебе сшили одежду по мерке, — сказал Даэмар. — Там, в свертке, есть сменный вариант, короткая обувь для дома, платье для сна. А мои штаны и рубашку можешь вернуть.
— Постирать бы, — улыбнулась Ветка.
— Ручей постирает, — легко сказал Даэмар. — Но вышивка на вещах дорога мне как память, следовательно, я их забираю…
— Ты ведешь меня к Трандуилу?
— Да, Владыка вспомнил о тебе и пожелал видеть.
— Даэмар, — шепотом спросила Ветка, — столько пустых комнат… тут в каждой когда-то жили стражники или воины?
— Да, но обычно не постоянно, а когда собиралось большое воинство. Каждый эльф бесценен и достоин комфорта.
— И где все они теперь? Неужели верно то, что говорили гномы — дивный народ покидает Средиземье? У вас перестали тут рождаться дети?..
— Все так, — ответил Даэмар. — Мы поем об этом грустные песни, и, вступая в последние битвы этого мира, готовимся уходить без сожалений в чертоги Мандоса или за море, в благословенный Валинор. В сердце каждого эльфа, даже здесь, в сумраке леса, под опекой Владыки, плещутся волны. Но время еще не пришло. И мы пока здесь. И ты здесь, — и Даэмар снова заулыбался и весело прищурился. — Советую сосредоточиться на этой мысли. Трандуил не в самом благолепном умонастроении. Но я тебе ничего не говорил.
— А почему…
— Что?
— Почему за мной пришел не Мэглин?..
— А я чем плох?
— Даэмар, ты хорош! Но я думала…
— Иволга тоже думала, — сказал Даэмар. — Сидела и думала, пока не приклеилась к смоле, тут ее ласка и съела! Ольва, я должен с тобой поговорить. Сейчас.
— А Мэглин где?
— На дальнем кордоне, около Ледяных водопадов. Ты должна знать… Я должен сказать…
— Ты так мямлишь, как будто стащил положенную мне булочку, — сказала Ветка, достаточно, впрочем, беззаботно. Но затуманившееся лицо красавца синды ее насторожило. — Даэмар, да что случилось? Я кстати очень благодарна тебе — если бы меня оставили в повозке связанной, скорее всего, я погибла бы в Дейле. Ну помнишь, тогда. Когда ты пытался учесть все интересы.
— Я помню. Но не торопись меня благодарить. Ты знаешь… — Даэмар явно сомневался.
— Пока нет.
— Я же следопыт. Это я выследил отряд Азога Осквернителя и послал весть Трандуилу.
— Ну так, — осторожно сказала Ветка, — большое тебе спасибо. Я так и знала, что подобных совпадений не бывает. А что тебя смущает? Даэмар?