— Например, эльфу человека, — недоверчиво сказала Ветка.
— Да, дружок.
— Так. Ну, допустим. Я, скажем, вообще была не в теме, что вы любите один раз. Но уже рада, что это не так — если один раз… и бесконечная жизнь… спятить можно.
— Все народы, живущие долго, таковы…. Гномы тоже. Они сотворены по-иному, их творец о любви и вовсе не особенно думал. Вот у них второй раз сердце практически никогда не открывается. Учти. А эльфы…
Ветка вдруг спросила:
— Слушай… а Даэмар?..
— Я люблю его всем сердцем…
— А-э-э?
— Мы провели многие столетия в одной палатке. Привыкли друг к другу, стали роднее братьев. Я люблю его, он не тяготится мной. Много раз мы засыпали, рука в руке… но мы же говорим о другой любви?
— Слава валар!
— Водички дай?
— Конечно, прости! Дай посмотрю… нет, пока рано, а то мази не хватит, гюрза жадная мало оставила…
— Не обзывайся на Виэль. Слушай лучше. В том случае, если любовь возникла с человеком, эльф намного переживет своего любимого.
— Это понятно. Будет возить его на каталке, жевать мясо, когда выпадут зубки…
— На самом деле, это не весело, Ольва. Я был женат два раза. На эллет… которая родила мне двух сыновей, когда дети еще приходили к эльфам, и время наше не повернулось к закату. И на человеке.
— На женщине?
— Поэтому Владыка и поручил мне заботиться о тебе еще тогда, в первую встречу… поэтому я помогал тебе после пленения у орков. Я знаю очень много о человеческих женщинах. Я делил с любимой почти всю ее жизнь, длинную для человеческого века, короткую для эльфа.
— С любимой номер два?
— Да, дружок. Это была… другая любовь. О такой не складывают легенд. Все было очень… просто. Фелла жила в одном из человеческих поселений, и я лишь однажды показал ей Сумеречный Лес. Я приходил под покровом ночи, и оставался, пока не наступала следующая. После я выстроил ей дом на опушке леса, дальше от поселения. Научил разбираться в растениях, цветах. Мир тогда был моложе, и звери служили ей. Но валар не дали нам ребенка, и, уже сделавшись в летах, она отказалась от меня и взяла на воспитание двух сирот. Я приходил все реже, и однажды сказал, что больше не приду совсем. Но меня позже разыскала девочка — тогда выросшая уже. Она сказала, что любимая умирает, и хочет попрощаться. Фелла уже ничего не могла говорить. Ты сама можешь представить себе древнюю, почтенную и немощную человеческую старость. Я пел ей несколько дней… пока не увидел в ее глазах, что она готова и больше не боится. Я многое увидел в них.
Ветка подала попить, поменяла повязку на ране.
Молча. Затем:
— А что с первой женой?
— Орки… она ждет меня в чертогах Мандоса в Валиноре. Погибнув, все эльфы попадают туда, и много тысячелетий спустя вместе с гибелью Арды развеются навсегда и окончательно. Моя яркая звездочка умирала у меня на руках, она уходила от раны, и благословила меня — велела искать свое счастье и не хранить непременную верность. Мы были вместе совсем недолго, наши дети остались у меня на руках малышами.
— То есть… если тебе воткнуть кинжал в грудь, ты окажешься в приятном месте с любимой первой женой в компании?
— Не кажись более грубой, чем ты есть. Я знаю, каковы люди. Каковы женщины. Я знаю, как вы ранимы, встречаясь с зеркалом изо дня в день, — прошептал Мэглин.
— И именно поэтому ты пришел сюда выздоравливать? Поправь меня, я не вижу логики. Объясни мне. Я рада тебе, Мэглин… ты, наверное, самый близкий, кто у меня есть во всем Средиземье. Я бы в любом случае сидела возле твоего ложа, носила бы тебе вино бутылками и даже попробовала бы спеть. Но я не понимаю.
— Ты отдаешь сейчас мне долг… за Лилейное озеро. Это необходимо, Ольва, чтобы у нас не было незримых связей. Чтобы ты была свободна от меня, я от тебя. Я не смогу больше… не смогу еще раз…
Ветка сидела, нахохлившись.
— Это твоя идея, или белокурого поганца?
— Что?
— Трандуила?
— Это необходимо… прости, я должен поспать…
— Знаешь что, — сказала Ветка, — ничего у него не вышло. Если он хотел разрубить то, что, может, нас связывает — он ошибся. Потому что никакая это не отдача долга. И более того. Я и не считала, что что-то прям особо тебе должна. Я считала и буду считать, что ты мой друг. Я поняла про любовь и жену. А дружить ты с человеком пробовал?
— Несколько раз, — улыбнулся Мэглин, взял Веткину руку и крепко ее сжал. — Но о дружбе мы поговорим позже…
Видно было, как утомился Мэглин. Утомился и задремал — каштановые волосы змеями разметаны по подушке, глаза закрыты.
Сам он с горечью молчал — молчал о том, о чем, собственно, и желал бы предупредить Ольву, но не посмел. Пока не посмел.
Тем временем тяжелая кожаная занавеска зашевелилась — поднялся ветер. Ветка видела, как в крошечном очаге мечется пламя — встала, подкинула дров. Высунула нос наружу — ей показалось, что уже сумерки, серые предутренние часы. Но небо потемнело так, что не было видно ни звезд, ни луны — раздался тяжкий грохот, от которого, казалось, содрогнулся дворец, и обрушился ледяной предзимний дождь. Время сухих заморозков прошло — шла настоящая непогода.
Ветка плотнее задернула дверную занавеску, проверила запас сухих дров в углу на изящной подставке. Вернулась к Мэглину.
Тот спал, но спал неспокойно — эльфа знобило. Тело теперь стало холодным, плечи сотрясала дрожь. Мэглин метался, голова его перекатывалась по подушке, путая волосы. Раз или два девушка услышала слабые стоны.
Ветка призадумалась. Потрогала пучок весть-травы. Еще раз ощупала тело Мэглина и переменила повязку с целебной мазью. Подбросила дров. Разделась до пояса, оставшись в тонких шелковых штанах, и залезла под одеяло к эльфу.
Она прижалась к широкой спине — так плотно, как только смогла, до последней клеточки, крепко обняла его, и чуть враспев забормотала всякую ерунду — все подряд, что приходило ей в голову. «Мэглин, ты такой хороший, просто замечательный, ты сейчас согреешься, и всякая бяка уйдет, будешь новеньким и сильным, как раньше, все ранки твои заживут, и ты перестанешь забивать себе голову ерундой, и будешь счастливым, и жить будешь долго-долго, и расскажешь, где твои сыновья, они тоже наверняка классные, вот честное слово, из эльфов и людей ты самый замечательный, самый добрый, самый заботливый, я таких никогда не видела, я так рада, что мы познакомились, спи крепче, выздоравливай, я буду рядом, и плевать мне на то, кто кому чего должен, я просто знаю, что я тебя никогда не брошу, и ты меня не бросишь, какие у тебя классные ушки остроконечные, а что, вы умеете их настораживать, и наверное и слышите и видите лучше людей, вот видишь, ты уже согрелся, это хороший сибирский метод — так у нас в холодных странах люди делили одну болезнь на двоих, и она быстро проходила, спи, мой замечательный, я здесь, ты скоро поправишься»…
И Ветка уснула сама — прижавшись носом к шее Мэглина. Эльф не казался больше ни холодным, ни горячим, ни липким от пота.
Наутро Ветка проснулась от голосов, беседующих на дивном наречии. Она лежала на кровати одна, плотно укутанная одеялом. Ледяной ливень за окном сменился густым снегопадом — Ветка увидела падающие снежинки, и это придало всему, что происходило, особый оттенок сказочности, изменив звуки, изменив освещение.
Синувирстивиэль уже заканчивала зашивать рану на бедре Мэглина — он сидел хоть и без штанов, но в рубахе. На столике стоял легкий завтрак — несколько плотно закрытых горшочков и свертков, пахло свежими пирогами.