Пушинки.
Ветка вспомнила, как пушинки из разрубленной подушки садились на густые ресницы эльфийского короля.
Ее снова кто-то обнял, коснулся губами губ… Ветка ответила; незнакомый эльф в винно-красном кафтане, пахнущий ромашкой, водяной лилией и дубовым листом, растворился в окружающем пространстве. Ветка вышла к большому фонтану и села на край.
Фонтан не работал, и, видимо, давно, хотя и был наполнен водой. На поверхности воды и на дне лежали побуревшие листья, а края оказались выщерблены временем. Мрамор потемнел. Сердце Ветки сжалось — эльфы и впрямь уходили. Схватки с тьмой не давали этому народу свободных досужих рук, чтобы держать в порядке ту красоту, которую когда-то сотворили.
Из дворца доносились звуки кадрили.
— Смешной танец, — холодно сказал хорошо знакомый Ветке голос.
— Ты не смотрел.
— Все, что надо, я отлично вижу.
— Какое совпадение, я тоже, — горько сказала Ветка. — Скажи, ты ведь знал про коня?
Трандуил выпрямился и поднял голову навстречу снежинкам, ласкавшим его щеки.
— Ты была такая забавная. Такая самоуверенная. У тебя не было ни малейших сомнений. А между тем, сомнения были бы полезны. Ты решила тягаться с мужчиной, который с детства бился верхом. И в чем? В ристании. Да, мне был очевиден результат. Пойдем.
Ветка встала и поплелась за высокой фигурой, окутанной мантией. Трандуил прошел в сторону от выхода из дворца — здесь, во внутреннем дворе, мощеном огромными плитами камня, стояла широкая приземистая повозка, на которой находился какой-то груз, плотно завернутый шкурами. Трандуил положил ладонь на повозку.
— Завтра мы отправляемся в Дейл. Ты поедешь?
— Конечно, — Ветка завороженно всматривалась в очертания… Это же…
— Трандуил, это же… такое ПВО? Орудие противовоздушной обороны? Установка «земля-воздух», я правильно поняла?
— Правильно. Это стреломет. И четыре черных стрелы также доставлены. Их привез из Лориена Халдир и его сопровождающие.
— Ты… мне… поверил?..
— Да.
— Трандуил, ты чудо!
— Я, — Трандуил посмотрел на Ветку со всей высоты своего роста, — Владыка и отец своего народа, и я сделаю все, чтобы его защитить и оберечь. Мои чувства сказали мне то же самое, что и твои слова. И я принял решение. Мы попробуем убить чудовищ, когда они пожрут гномов и выберутся из Эребора.
Ветке на мгновение стало пусто и страшно на душе… но Торина не так-то просто пожрать, подумалось ей вдруг. Авось чудовища да подавятся.
— Трандуил… можно спросить?
— Спроси.
— Я… я хотела сказать, что у меня все так поменялось… я хотела спросить: ты колдовал тогда, когда я… рассказала тебе о своем прошлом?
— Совсем немного. Иначе пришлось бы потратить на этот вопрос слишком много времени.
— Понятно, у бессмертного нет на меня пары часов, — буркнула Ветка. — Надо было обойтись пятью минутами. Принято. Пожалуйста, скажи, что ты сделал? Поясни, мне очень нужно… ну, для завершения геш… процесса.
Трандуил поразмыслил, подставив пушистым снежинкам и сверкающим огонькам ладонь. Потом сказал:
— Ты строила здание, но в основе его лежали страх и боль. Это порченный кирпич. Его следовало заменить на радость, уверенность и спокойствие. На страхе и боли ничего хорошего не выстроишь, а ведь речь идет о твоей жизни. Страх и боль позволяют строить только темное здание, темную судьбу. Иногда в человеке или в бессмертном не понять, что именно надо переделать, чтобы получилась гармония. А в тебе было видно. Ты сама очертила слабое звено, взяла его в тиски… но никак не могла вовсе выкинуть из строения, перестать на него опираться. Так понятно? Да, пришлось ударить по этому кирпичу. А теперь — живи.
Ветка смотрела на Трандуила во все глаза.
— Владыка, я смотрю, ты хорошо знаешь, о чем говоришь.
Эльф сдвинул брови. Настроение его переменилось мгновенно, как будто в небе сгустились грозовые тучи и засверкала молния.
— Осторожнее.
— А ты, ты сам разве не строишь свою жизнь на страхе и боли? На воспоминаниях о потерях, на страхах новых потерь, на боли утраты? Или мне показалось?
— Осторожнее!
— Маленький–маленький такой кирпичик. В основе такого шикарного дворца, — прошептала Ветка.
Ей казалось, Трандуил ударит ее, но ее словно что-то тянуло за язык, не давая умолкнуть; хотя разговор этот она представляла себе совсем по-другому.
— И жить тысячи лет, не надеясь даже, что боль угаснет со смертью! Потому, что затем будет благословенный в своей неоднозначности Валинор и чертоги Мандоса… что, кстати, самый простой выход, не так ли? Но почему-то пока на этом люке написано «выхода нет»?..
Трандуил вдруг сбросил напряжение. И из гневного и темного сделался полностью закрытым и неповторимо величественным.
— Ты угадала высший замысел творца. Я размышлял ранее, отчего Эру, сотворив эльфов, народ совершенный и живущий вечно, все же сотворил еще и людей, чья посмертная стезя ведома лишь ему. И понял, что вечная жизнь дает подчас и вечную боль; а человек может надеяться на забвение в кончине, на сладостный сон. Дав много боли и испытаний человеческой жизни, Илуватр дал вам и многие шансы на счастье. Это вправду преимущество человека. Равно как и неизвестность, ждущая впереди.
— Но, — и тут взгляд Владыки стал холодным, совершенно змеиным и чуть невменяемым, а глаза как будто побелели, отдав голубизну, — это не значит, что хоть кто-то из благословенного народа променяет свою жизнь на краткие человеческие дни.
— Но такое случалось. И даже вошло в легенды. И вела тех, кто отказывался от вашего уникального долголетия…
— Любовь… — Трандуил резко отвернулся и пошел прочь, не оборачиваясь, и высоко подняв голову.
Ветка смотрела вслед, и думала, почудилось ей это слово, сказанное синдой, или она его додумала.
Смотрела.
Смотрела…
И сорвалась, побежала следом; Трандуил уже успел уйти, широко шагая, почти до входа в бальную залу…
Ветка с размаха чуть не влепилась в его спину, затормозила; Трандуил повернулся — взлетела мантия, и уже по силе этого разворота было видно, что Владыка весьма не в духе… и Ветка вцепилась двумя руками в его узкую сильную кисть, вцепилась так, что наверняка сдавила его пальцы кольцами, и потянулась, заглядывая Королю в глаза.
Трандуил резко нагнулся и поцеловал Ветку — жестко, сомкнутыми губами.
Ветка отшатнулась, и ударила эльфа по щеке… Ахнула, схватилась за собственные щеки, и помчалась прочь.
========== Глава 24. Зима ==========
Домчавшись до своей комнаты, Ветка в бешенстве уставилась на свою руку. Она была так зла, что готова была просто пооткусывать пальцы — да как она могла? Это же просто традиция, и они уже были почти на виду… или совсем на виду…
Традиция!
Ветка ударила рукой о стену — так, чтобы было больно, и ничком упала на ложе, которое она две ночи делила с выздоравливающим Мэглином.
Он сейчас придет. И успокоит. И скажет, что все хорошо, что все всё поняли, что завтра ей с утреца отрубят голову, и попытка обосноваться в новом мире успешно закончится. Или что никто ничего не видел, и с утреца Трандуил отрубит ей голову, потому что не может снести такого обхождения от смертной женщины, от человека. Или что после публичного позора, на глазах у послов Лотлориена и Ривенделла…
Вывод получался тот же самый.
Да почему? С какой стати?.. Что на нее нашло?..
Ветка вспомнила кадриль сердечную, и взвыла с новой силой — отчего-то задним числом ее внедрение русских народных традиций в культуру эльфов показалось особенно идиотской эскападой. Было же ощущение неправильности, как будто она старалась почерпнуть в прошлом что-то, чего ей недоставало в настоящем… будто пыталась каким-то образом бросить мостик через пропасть — я не безродная сиротинка, у меня вот — кадриль. Русская. Московская.
Сорвала диадему, шмякнула о стенку. Украшение зазвенело и заскакало по полу, но не повредилось.
Пробежала круг по комнате, снова повалялась по ложу — итог оставался тот же самый. Она нахамила в лицо Трандуилу, и дала ему пощечину, так и не сказав, собственно, то, что собиралась.