– Ой, Галя, ты, пожалуйста, в своем интернете вот эти фотки не выставляй! Я чего, в действительности, что ли такая толстая и старая?!
– Ладно, не буду, какие укажешь, те и оставлю.
– Может чай, все-таки попьем?
– Ну, пошли, коли хочешь.
Присаживаясь вновь к столу, я обратила внимание, как она волнуется и ее неуверенные действия не могут остаться не замеченными человеком, знающим ее характер, со свойственными привычками с детства. Наливая чай нам обеим, она процитировала: «Вот только молока нет, закончилось, зато печенье есть». Леша, уловив речь, легко среагировав, предложил – «Вы подождите, я сейчас мигом сбегаю, внизу магазин есть». В его утомленных глазах и не вооруженным взглядом просматривалась бесконечная усталость. Вспоминая то время, когда я была гостем в их доме, в Серебрянске, хотелось отметить ту неподдельную детскую радость встречи со мной, от которой сейчас не осталось и следа. Хотя, в этот раз его гостем была собственная мать. Как быстро взрослеют дети.
Шолпан ходила неуверенно от стола до подоконника, заглядывая с чувством неловкости в холодильник, и нечаянно предложив мне вино, которое в огромном количестве было припасено на подоконнике, выдала свое состояние. Я понимала, ей, именно сейчас, хочется пригубить грамм сто-двести, может от усталости, а может от того, что этот напиток она уже пробовала и он ей понравился. Но самой, вроде не очень удобно подойти и налить, ведь не на своей территории. Здесь правят нравы другой хозяйки.
Осуждаю ли я кого-либо из них? – Нет. Всех их можно понять, каждого по-своему. У Леши занятия, по ночам работа и рядом молодая красивая девочка, которая тоже, требует к себе внимание. И я не знаю, как встретили сестру в Красноярске. Ведь на мой вопрос: «Как Женя, все ли у него хорошо, как тебя встретили?», она ответила парой фраз, не зацикливаясь особо на ответе: «Да нормально, с девушкой живет».
Возможно, мы выросли в другое время и как-то по иному видим и чувствуем те или иные ситуации, но вспоминая отца, я всегда твердо знала и помнила, для него мать, несмотря на все сложности той суровой жизни, была культом личности и поклонения. И он, так же, как и мы, будучи взрослым человеком, радовался неподдельно и от души ее очередному приезду, зная, что она, просто есть и здорова.
Глядя на сестру, мне становилось чуточку больно, хотя я понимала, мы сами творцы своей жизни, чего хотим, то и получаем, что вложили в своих детей, таков и результат. И любые их ошибки, это наши ошибки. И, если порой бывает обидно, то, может, следует заглянуть глубоко внутрь, в себя, и попробовать найти ответ и оправдания всем проблемам.
Если я соглашусь и составлю компанию сестре, то ей будет легче, оно и видно. Но, вот что-то в горло кусок хлеба не полезет, нутром чую, что-то не так. А вернувшийся Леша, быстренько выложил на стол молоко и какую-то вкусную выпечку, на вроде печенья. Отказавшись все-таки от вина, по всей видимости, не для нас приготовленного, я молча подумала – если бы Алена захотела, то и сама бы предложила, хотя бы Шолпан, значит, не желает. Протянув руку к угощению, и запивая его чаем, я обратила внимание, как обиженная сестра мечется между холодильником и невесткой.
– Ой, Алена, а что вы так ничего не приготовили из языка, ведь пропадет?!
Следуя логике, я понимала, сестра заранее, еще у себя дома, хотела доставить радость своему младшему, зная, что он обожает лакомство из языка, еще с детства. Вот, и привезла с собой, и бог знает, может, на последние деньги, чисто по-матерински, не пытаясь сдать свои позиции. Да куда уж там, здесь ее теперь навряд-ли кто поймет, разве только вот лишь я!
– Ой, ответила спокойно и без особых эмоций Алена, – я не люблю язык, вот, борщ варю, – давая понять, что деликатес никто готовить не будет, а к вечернему угощению долгожданной мамы, предполагается не жирное первое блюдо и чай.
Могла ли я тогда осуждать их позиции, или ликовать положением своей сестры? – нет! Понимая ее настроение, я с грустью осознавала ее состояние, понимая, что имея трех детей и внучку, она очень одинока. В ту минуту, мне было бесконечно жаль ее пошатнувшиеся позиции, безучастность, покорность. В ее глазах были видны ноты обиды, но, как любая мать, проглотив комок досады в себе, она на ходу прощала, терпела, и, просто жила, стараясь радоваться счастью своих детей. Ее следовало просто понять. Возможно, понимая друг друга, может из солидарных побуждений, мы вели себя естественно, не проявляя эмоций.