Клодия закусила губу, чтобы не зарыдать в голос. Она так и видела выражение брезгливости, написанное на его лице.
Но ей и в голову не могло прийти, что он нежно отведет ее руки от лица и потребует мягко, но убедительно:
— Посмотри на меня, Кло!
Клодия сделала это с крайней неохотой. Она все еще дрожала от волнения, и каждую минуту зубы ее снова могли начать выбивать дробь. Глаза Адама смотрели на нее пристально, но участливо, и это участие отражалось в мягкой улыбке.
Если и прежде он считал ее уродиной, то сейчас, после рыданий, она выглядела в миллион раз ужаснее. Какое мучение знать, что он видит ее такой — уродливой истеричкой!
Это было невыносимо. Клодия всхлипнула. А Адам, словно оценив ее усилия сдержать рыдания, сделал невероятное — привлек ее в свои объятия!
Сердце Клодии на секунду перестало биться, но тут же застучало с новой силой. Понимает ли он, что делает? Неужели ее слезы не оставляют его равнодушным? Немыслимо! Он гладил ее по спине с осторожной сдержанностью, с которой обычно гладят впервые чужую собаку. Пусть так, но он хотя бы не советовал ей, холодно и отчужденно, взять себя в руки.
— Мне кажется, ты слишком много взвалила на себя. Ведь ты была такой юной, когда родилась Рози.
Припав головой к его груди, Клодия слышала ровный стук его сердца, ощущала тепло сильного тела. Ей захотелось обнять его за шею, приблизить к себе его голову, чтобы он смог поцеловать ее…
Но она тут же грустно напомнила себе, что ему это не доставит удовольствия, и, постаравшись не думать о своих желаниях, проговорила несколько резко:
— Я очень быстро повзрослела.
— Думаю, тебе пришлось.
Неужели в его голосе прозвучало невольное восхищение? Нет, конечно же, нет. Она с ума сошла, если может вообразить подобное. Ей постоянно следует помнить — и особенно в такие моменты, как этот, когда он отодвигает неприязнь к ней на задний план, чтобы из жалости предложить утешение, — что он не питает к ней ни уважения, ни восхищения. И что ему нужна только фиктивная жена, сознающая свое место. И самое главное — дочь.
— Кло, выслушай меня! Ты была загружена сверх всякой меры, финансовыми делами занимался твой муж по праву специалиста. Чего ради, было, тебе вторгаться в его сферу, когда у тебя своих дел невпроворот? Разве ты имела основания не доверять ему? Каким бы бессовестным мерзавцем ни был Фавел, но концы в воду прятать умел ловко, так что тебе абсолютно не за что винить себя. А теперь и вовсе не стоит беспокоиться.
Сначала он обнимал ее как-то скованно, но теперь напряжение оставило его, и он привлек ее ближе.
— Твой дом спасен, а отцу не обязательно знать, что он едва его не лишился.
У Клодии кружилась голова, она дышала часто и неглубоко, тело напряглось в немом призыве. За то, что он делает с ней, на него следует подать в суд! И нет никакой возможности с этим бороться.
Она провела ладонями вверх по его спине, опустила руки ему на плечи и проговорила охрипшим голосом:
— Я знаю, Адам. И очень ценю все то, что ты сделал. Наверное, я казалась тебе неблагодарной, но это не так.
Она медленно опустила ладони ниже, к тому месту, где ее грудь касалась его груди. Как она жаждала, чтобы он прильнул к ней губами! Когда-то Клодия приходила от этого в неистовство…
Шевельнувшись, она придвинулась немного ближе, и сердце Адама забилось быстрее под ее пальцами. Может быть, он тоже вспомнил, как все происходило между ними? Вспомнил окутывавшую их волшебным покровом волнующую тайну…
— Не стоит благодарности. Как ты помнишь, я не остался внакладе. — Его голос прозвучал глухо, словно он тоже дышал поверхностно и часто. Он осторожно наклонился к ней, так, что их головы почти соприкоснулись, его ладони скользнули по гладкой ткани пеньюара вниз к бедрам, потом медленно вернулись на ее плечи. — Я был несправедлив к тебе. Я понятия не имел, почему ваш бизнес провалился с таким треском. — С каждым словом, его голос становился все более неразборчивым. Но не бренди было тому виной — он едва пригубил свой бокал. — Они подло обманули тебя — твой поганый муженек и эта проститутка Элен.
Произнесенное им имя, должно было привести ее в чувство, но этого не случилось. Теперь все было бессильно образумить Клодию. Ее желание достигло такого накала, с каким оно овладевало ею в те дни, когда она впервые познала любовь. Стоит ей только чуть-чуть приподнять голову, и их губы сольются, и все повторится снова: и его жадные поцелуи, и приводящие в экстаз ласки, и желание, которое невозможно утолить, сколько бы ни соединялись их тела в неистовом ритме страсти, и ощущение того, что с каждым разом это происходит все более и более совершенно. Искушение было слишком велико, неодолимо. Она раскрыла губы…
Адам отстранил ее от себя руками, которые внезапно стали жесткими и безразличными, неловко поднялся, подошел к столику с напитками, налил полную рюмку бренди и осушил одним глотком.
Клодия не сразу могла сообразить, где находится. В ее голове все перевернулось. Она смотрела ему в спину расширенными немигающими глазами, чувствуя, как жар желания оставляет ее, а на его месте воцаряется холод.
Клодия передернула плечами. Она была убеждена, что и он ощутил ту магию любви. Несколько мгновений она верила, что все вернется. Но как могло что-то вернуться, если ничего никогда не было? Не было для Адама. Она выставила себя на посмешище.
Она все еще дрожала, когда он опять вернулся на диван с новой порцией бренди. Разумеется, он ничуть не растрогался, разве только выразил некоторое сочувствие. Голос его снова звучал равнодушно-вежливо и даже более сухо, чем обычно.
— Я решил, что ты была права. Если Рози скучает, нам следует вернуться назад. Завтра же. Я придумаю какой-нибудь предлог, чтобы объяснить наше поспешное возвращение. Завтра с утра, пока ты собираешься, я отлучусь, чтобы купить ей железную дорогу, так что не удивляйся, если меня уже не будет дома, когда ты встанешь.
Он потупился, не выдержав пристального взгляда ее голубых глаз. Впервые в жизни, Клодия увидела его смущенным.
Неужели его смутила охватившая ее дрожь ожидания, которую он ощутил, прикасаясь к ней? Он хотел лишь проявить заботу, успокоить, а она пришла в возбуждение и готова была отдаться ему. Разумеется, он пошел на попятный, и нельзя его винить за это.
Адам проговорил спокойно:
— Почему бы тебе не лечь? Утром нам предстоит дальняя дорога.
Клодия встала и запахнула пеньюар, мечтая, чтобы на ней было надето что угодно, только не эта вещица, призванная соблазнять. Может быть, надо извиниться за свое поведение, объяснить свое состояние волнением, вызванным необходимостью рассказывать тяжелые для нее вещи?
Она облизнула губы… но он произнес на этот раз решительно и резко:
— Ради всего святого, Клодия, ложись спать.
ГЛАВА СЕДЬМАЯ
— Мамочка! Папочка! — Рози стремглав неслась по дорожке им навстречу и добежала до калитки прежде, чем Адам успел выключить зажигание. У Клодии дрогнуло сердце. Как скучала она по своему сокровищу. Но как же быстро привыкла Рози называть Адама папой! Ведь после их свадьбы, она виделась с ним только во время скромного приема.
Рози была одета в толстый розовый свитер и красные вельветовые брючки. Она, видимо, играла в саду, и холодный осенний воздух разрумянил ей щеки, добавил блеска большим серым глазам. Рози попыталась вскарабкаться на калитку, но Клодия мгновенно выбралась из автомобиля и, в два счета преодолев разделявший их тротуар, схватила свою драгоценную малютку на руки.
— Что-то случилось? — удивленно спросил появившийся на крыльце Гай, вне сомнения, привлеченный восторженным визгом внучки. — Кажется, вы собирались пробыть в Лондоне до конца недели.