Глядя через плечо, я вижу, что он наблюдает за Ланой, пока мы не оказываемся снаружи, и она не скрывается из виду. Только тогда он обращает своё внимание на меня.
— Она… другая, — замечает он.
— Да, — говорю я. — Она человек.
Он кивнул, задумчиво и тихо.
— Расскажи мне больше о клане, — говорю я, надеясь успокоить любые раздражители.
— Что бы ты хотел знать? — спросил он.
— Как? Я помню сборы после разрухи, — говорю я. — Наши жизни подошли к концу, мы все с этим согласились. Биджас был слишком силён, поэтому мы разделились, чтобы прожить свои оставшиеся дни в одиночестве.
— Верно, — говорит он. — Я всё помню, словно это было вчера.
— Тогда как, — я обвожу вокруг нас рабочих.
Всё больше змаев входят и выходят из дверей, видимо, их домов. Все заняты, над чем-то работают. Пока мы идём по долине, два змая перед нами уставились друг на друга. Я чувствую напряжение, мой биджас тянется к ним, тёмная, пульсирующая потребность, которая угрожает моему контролю. Тот, что покрупнее, шипит, его крылья расправлены, руки сжаты в кулаки, и я знаю, что он вот-вот замахнется.
— Указ есть указы, — говорит меньший змай.
Тот, что побольше, останавливается, кивает:
— Указы нас объединяют, — в тон говорит он, отступая в сторону и пропуская меньшего.
— Невозможно.
— Возможно, — говорит Висидион. — Мой отец заслуживает похвалы. Он создал указы. Они не всегда работают. Змай должен быть силён духом. Недостатков указов — нет. Они просто фокусируют внимание.
— Понятно, — говорю я. — Как давно здесь существует это сообщество?
— Достаточно долго, чтобы мой отец состарился, а я поумнел, — говорит он. — Как мы ещё отмечаем течение времени?
Мы идём дальше, когда говорим. Звон металла о металл становится громче по мере приближения к рабочему месту кузнеца. Глядя, как он работает, когда мы приближаемся, я вижу, что его мастерство впечатляет, если не на уровне старых стандартов. До разрухи его работу выполняли машины, но его ручная работа эффективна, если и не красива.
— Приветствую, — говорю я, повышая голос, перекрывая звон его молотка.
Он отрывается от того, над чем работал, хмыкает, затем возобновляет стук.
— Мой брат, Падрейг, не любит слов, — говорит Висидион.
— Можете ли вы сделать лохабер? — спрашиваю его.
Падрейг останавливает свой молот на наковальне, кладя его рядом с деталью, над которой работал. Когда он поднимает глаза, они сужены, а челюсти сжаты.
— Ты умён? — спрашивает он низким шипящим голосом. — Что не так с тем, что у тебя на спине?
— Ничего, — говорю я, изо всех сил стараясь не встретить его враждебность своей собственной.
Как ни странно, на ум приходят указы клана.
— Похоже, что у меня есть инструменты для тонкой работы над лохабером? — он крутится, осматривая инструменты. — Нам повезло, что я могу делать копья для охотников.
— Тогда ты можешь сделать мне копье? — спрашиваю его.
— Могу ли я или хочу ли я? — спрашивает Падрейг.
— Ах, не обращай внимания на старого Падрейга! — говорит змай, который работает рядом с ним.
Этот змай строил навес. Различные шкуры и кожа лежат на столах вокруг него, делая его торговлю очевидной.
— Я не хотел обидеть, — говорю я.
— Он просто злится, что его работы никогда не получаются такими красивыми, как мои, — говорит новый змай. — Я Араун.
— Астарот, — говорю я, протягивая руку и хватая его за локоть, что он делает в ответ.
— Твоя работа выглядит как навоз манджмуна, — говорит Падрейг. — И я не работаю бесплатно, незнакомец.
— Я мог бы поторговать, — я предлагаю. — Что тебе нужно?
— У тебя ничего нет, — рычит он.
— Падрейг, можешь ли ты не быть землией? — говорит Араун, качая головой.
В натуре Арауна есть лёгкость, которая заставляет вас захотеть полюбить его.
— Заткнись, пока я тебя не заткнул, — говорит Падрейг, снова беря свой молот.
— Ты пришёл с новыми женщинами, не так ли? — спрашивает Араун.
— Да, — говорю я, сужая глаза.
— Ну вот, — говорит он.
— Вот, что?
— Падрайгу нужна женщина, — говорит Араун. — Помоги ему, и ты окажешь всем нам услугу.
Падрейг с огромной силой ударяет молотом по наковальне. Одним шагом он сокращает расстояние между ним с Арауном, хватая змая за рубашку и поднимая его над землей. Араун смеётся, грозя пальцем перед его лицом.
— Ну, ну, Падрейг, — говорит Араун. — Указ есть указ.
Падрейг трясёт Арауна, крепче сжимая его.
— Брат, — предупреждает Висидион.
— Указы объединяют нас, — говорит Падрейг, ставя Арауна на землю и поворачиваясь к нему спиной.