Солдаты радостно заорали. Матеон заорал. В этом задании была слава. Это не было убийством стариков. Это была борьба с повстанцами и террористами.
Священник шагнул вперед, положив руку на плечо мальчика, направляя его к передней части подиума:
— Прежде чем мы отправимся на нашу священную миссию, мы поблагодарим Кейджа и попросим его защиты и руководства.
У Матеона перехватило дыхание.
— Это Бис, — продолжал священник. — Его родители были неверующими, отравленными пожизненным общением с Ложными Богами. Мы пытались привести к ним Кейджа, но было слишком поздно. Мы не смогли их спасти. В конце концов, все, что мы могли сделать — избавить их от дальнейших страданий и отправить служить Кейджу в Великой Тьме. И, сделав это, мы смогли спасти Биса. Его родители больше не могли отравлять его сердце, и он нашел свое место рядом с единственным истинным Богом.
Матеон почувствовал, как у него задрожали ноги. Он знал, что сейчас произойдет.
Священник протянул нож:
— Покажи им свою любовь к Кейджу.
Мальчик взял нож.
— Ты дашь Кейджу свою кровь? — спросил священник.
— Да. — Голос Биса был высоким, уже не ломким, но еще не мужским.
— Ты доверяешь Кейджу твою душу?
— Да.
Священник положил руку на голову мальчика:
— Отправляйся в Великую Тьму.
Колебаний не было. Без сомнения. Мальчик воткнул клинок себе в подбородок. Мгновение он стоял так, как будто ничего не произошло, затем кровь потекла из раны, стекла по его руке на пол и, наконец, мальчик упал. Вся жизнь ушла.
Солдаты зааплодировали. Матеон зааплодировал. Он отомстит за павших при Киесуне. Он покажет Кейджу свою силу. Он сделает...
— Эй, Киска. — Чья-то рука хлопнула его по спине, заставив подняться на ноги. Он огляделся и увидел, что солдат отпустили. Франкос хитро посмотрел ему в лицо. — Просыпайся и иди за своим снаряжением. Мы выдвигаемся.
— О... Хорошо, — голос Матеона звучал так же пронзительно, как и у мальчика.
— О... Хорошо, — передразнил его Франкос. — Яйца Кейджа. Возьми себя в руки. Нам нужно убить кучу джиззи.
Он последовал за Франкосом обратно в казарму, слушая, как тот посмеивается про себя. Он уже чувствовал, как Кейдж ускользает из его сознания. Нет, он должен держаться за него, нести его веру в своем сердце, черпать из нее силу. Все это было испытанием. Если он пройдет это испытание, в Великой Тьме его ждет слава.
Он собрал свой рюкзак: одеяло, на котором можно спать, палатку, под которой можно спать, два бурдюка с водой, миску, из которой можно есть, ложку, немного сушеного мяса, полбуханки хлеба. Ничего больше. Его статуэтка Кейджа так и не появилась. Неважно — его вера не зависела от куска резного дерева.
— Выходите, засранцы, — крикнул Пол от двери. — Прекратите играть со своими яйцами и встаньте в строй. Мы же не заставляем ждать Избранную Его Императорского Величества?
Мужчины бросились врассыпную, ударяя Матеона, когда проходили мимо него — плечами, своим снаряжением или концами своих пик. Это был их способ дать ему понять, что он ничего для них не значит. Он не был одним из них. Но он и так это знал. Они не верили, но он верил.
Генерал и Избранная уже были верхом. Тонин был позади них, или, по крайней мере, Матеон предположил, что существо на лошади было Тонин. Серый плащ закрывал все его тело, а капюшон был надвинут так глубоко на голову, что Матеон не мог видеть его лица. Оно сидело сгорбившись, почти прижимаясь к лошади. По обе стороны от него ехали два солдата, и Матеон не мог отделаться от мысли, что они были здесь, чтобы не дать Тонин сбежать, а не для его защиты.
А еще Дайджаку. Четверо из них с ниганнтанскими копьями в руках. Кое-что, чего он никогда раньше не видел и хотел бы не видеть. Они были высокими, выше него, с глазами как у жуков и телом, покрытым панцирем. Один заметил, что он смотрит, и пронзительно закричал, хлопая черными кожистыми крыльями. Матеон чуть не выронил свою пику.
— Перестань таращиться, Киска, — крикнул Пол. — Давай в строй, пока мы все не состарились и не умерли.
— Да, Пол. — С пылающими щеками он побежал к своему месту в строю, Тринон и Франкос стояли по обе стороны от него.
— Тебе лучше не отставать, — прошипел Тринон, — или я зарежу тебя при первой же возможности.