И вот оно стоит перед ним, бледное и изможденное. Тонин никогда не видел дневного света, а цепь гарантировала, что оно не сможет даже помыслить о том, чтобы когда-нибудь выйти через свои собственные врата.
Франсин прищурился от яркого света, вызванного горящим воздухом, когда искры полетели из углов проема, открывая другой подвал за сотни миль отсюда. Он прошел внутрь, и врата закрылись за ним. Остался только звон в ушах и запах паленого воздуха. Франсин почувствовал, как тяжесть свалилась с его плеч. Он был дома. Вернулся в Эгрил. Вернулся в Кейджестан. Вернулся в монастырь Избранных. Он действительно мог чувствовать присутствие Рааку.
Слуга повел его к остальным. Они молча прошли по монастырю, простому зданию из холодного гранита. Единственными украшениями были красные флаги Эгрила и статуи Кейджа или Рааку, вид которых наполнил сердце Франсина гордостью. Они прошли мимо других Избранных, но никаких приветствий не последовало. У каждого была своя работа, и не было времени на легкомысленные разговоры. Болтовня не служила воле Кейджа.
Покои лорда Бакаса находились на третьем подземном уровне, знак того, что он пользовался благосклонностью Императора и Кейджа. Охранник открыл дверь, когда Франсин приблизился. Несколько свечей давали немного света, но недостаточно, чтобы рассеять тени в комнате. Остальные уже ждали. Великан Андерс стоял у окна, склонив голову набок, чтобы не задевать потолок. Этот человек был чудовищем и почти неуязвимым. Франсин однажды видел, как он голыми руками оторвал голову лошади от шеи. Даса стояла рядом с великаном, расправив плечи и выпрямив спину, вздернув подбородок, как будто весь мир был ниже ее. Эта женщина была лучшим телепатом в Империи. Затем был Гринто, который скорчился, прислонившись спиной к стене и положив руку на каменный пол, словно готовый подчинить его своей воле. Последним был Рейстос, призрак. Он притаился в дальнем углу, его седые волосы были растрепаны и безвольно свисали на одну сторону лица. Рейстос взглянул в его сторону и едва заметно кивнул в знак приветствия.
Сам лорд Бакас сидел у незажженного камина. Никто не садился. Никто никогда не садился в обществе лорда Бакаса. Сидеть было признаком слабости.
Как правая рука Императора и глава Избранных, Бакас носил длинную черную мантию с красным флагом Эгрила на груди. Капюшон был откинут, но золотая маска скрывала его лицо. Он был одним из самых опасных людей во всем Эгриле, поскольку его магия могла высосать саму жизнь из любого. Прикосновение лорда Бакаса, и мгновение спустя ты будешь с Кейджем в Великой Тьме.
Франсин склонился перед своим господином. Из всех Избранных пятеро, собравшихся здесь, были самыми могущественными в Империи. Те, кому лорд Бакас давал самые трудные задания. Самую кровавую работу. Они сами по себе были армией. Прошло слишком много времени с тех пор, как они в последний раз были вместе. Это само по себе говорило о многом. Возможно, Франсин была не единственным, у кого были новости.
— Монсуты мертвы, — сказал в ответ Бакас, его голос был холоден, как камень.
Не слишком большая потеря, по мнению Франсина. Они были животными, особенно Дарус. Его удовольствие от пыток не имело ничего общего с волей Кейджа. Он использовал свою веру как оправдание, чтобы потворствовать своим собственным нездоровым влечениям. Тем не менее, это было нехорошо, когда любого из Избранных Императора убивали. Совсем нехорошо. Он на мгновение задумался о том, кто их убил и какой силой они располагали. Кем бы они ни были, они почувствуют гнев Кейджа и заплатят за оскорбление.
— В портовом городе Джии Киесуне произошло восстание, и базировавшийся там наш контингент, включая отряд Дайджаку, был уничтожен.
— Милорд... — сказала Даса, не в силах сдержать потрясение.
— Тихо, — приказал Бакас, глаза под маской вспыхнули красным. — Император недоволен. Ситуация должна быть исправлена немедленно.
Они хранили молчание. Бакас был прав. Рааку был прав. Язычникам нужно было напомнить о могуществе Эгрила. Они не могли позволить джианам воспользоваться этим моментом.
— Подкрепления готовятся к отправке в Джию, — продолжил Бакас. — Любое сопротивление будет подавлено. Город будет стерт с лица земли.
— Хвала Кейджу, — сказал Франсин. Еще больше душ Великой Тьме.
— Наконец, и это более важно, дочь короля избежала поимки, — сказал Бакас.
— Она в Мейгоре, милорд, — сказал Франсин. — Она прибыла вчера с телохранительницей-шулка.
Бакас пристально посмотрел на него:
— Скажи мне, что ты не ее отпустил.
Франсин склонил голову:
— Я отправил ее в лагерь для интернированных вместе со всеми другими беженцами. Из этого места нет выхода.
— Ты снова хорошо поработал, Брат Франсин.
— Благодарю вас, милорд. Я прикажу немедленно ее убить.
— Нет, — сказал лорд Бакас. — На этот раз мы не будем рисковать. Просто убедись, что она не сбежит.
— Милорд?
— Снаружи собирается армия. Через двадцать четыре часа мы вторгнемся в Мейгор и вместе отправим эту мерзость в Великую Тьму.
— Она всего лишь девочка, милорд. Я могу казнить ее сам. В этом нет необходимости... — Франсин в замешательстве посмотрел на остальных. Послать армию за ребенком? Он был Избранным, у него было более чем достаточно власти, чтобы уничтожить девочку.
— Это не недооценка твоих возможностей, Избранный Франсин, — сказал Бакас. — Скорее, это признак опасности, которую девочка и ее опекун представляют для Империи. Ее нельзя недооценивать. Монсуты совершили эту ошибку. Императорская армия в Киесуне совершила эту ошибку. Мы этого не сделаем. Если нам придется сжечь Мейгор дотла и отправить всех до последнего жителя этой проклятой земли в Великую Тьму, мы это сделаем.
Франсин поклонился. «Как прикажете». Не было смысла говорить что-то еще. Поступить так означало бы проявить неуважение к лорду Бакасу и Императору.
— А теперь идите, все, — сказал Бакас. — Готовьтесь к войне. Когда завтра ночью стемнеет, мы вторгнемся в последнее убежище Четырех Богов и уничтожим ребенка.
Пятеро Избранных поклонились как один. «Хвала Кейджу», — сказали они в унисон и покинули кабинет Бакаса.
Никто не проронил ни слова, пока они шли обратно по коридорам монастыря, и Франсин был благодарен за это. У него кружилась голова. Он знал, что должен быть счастлив. У него был еще один день ношения этого проклятого лица, а затем он сможет вернуться к тому, кем он был, больше не одинокий среди еретиков. И все же…
— У тебя есть время прогуляться со мной, Брат? — спросил Рейстос, прерывая его мысли.
— Я должен вернуться, — ответил Франсин.
— Сначала в последний раз взгляни на город.
— Как пожелаешь.
Франсин и Рейстос шли молча, поднимаясь по переходам монастыря, пока не достигли зубчатых стен. Снаружи перед ними расстилался Кейджестан. В нем не было ничего, что мейгорцы называли великолепием. Эгрил не страдал тщеславием, как язычники. Только за́мок Императора возвышался над всеми зданиями, в честь Кейджа. Он пожалел, что не прибыл раньше и не мог помолиться там с верующими. Он вдохнул вид и красоту Красного Озера. Вот почему он сражался. Вот почему он страдал. За Императора. За Эгрил. За Кейджа.
Внизу, во дворе монастыря, собирались войска. Там уже было, по меньшей мере, тысяча человек плюс несколько сотен Дайджаку и... Коджинов.
Вид гигантских зверей заставил Франсина замереть на месте. Коджины были двенадцати футов в высоту и почти столько же в ширину, с изогнутыми рогами, растущими из их лбов. Цепи, прикрепленные к ошейникам на их шеях и привязанные к земле, удерживали их в дальнем углу двора. Они были оружием массового уничтожения — если их спустят с ошейников, их будет невозможно контролировать.
— Мне почти жаль этих твоих неверных, — сказал Рейстос.
— Их жизни принадлежат Кейджу, друг мой, — сказал Франсин.
— Ага. Кейдж он хочет их крови. И их души.
— И мы отдадим их ему, — сказал Франсин. — Вот почему мы его Избранные.
— Слишком много хлопот из-за одного ребенка.
— Она не обычный ребенок.
— Ей четыре года. Как она может представлять опасность для этого? — Рейстос махнул рукой на собравшуюся внизу мощь.
— Не знаю. — Франсин огляделся и убедился, что в пределах слышимости больше никого нет. — Вчера я видел девочку и ее опекуншу. Они выглядели едва живыми. Я не почувствовал в них никакой силы. Нам определенно нечего бояться.
— И все же они убили Монсутов.
— Дарус был безумен, а его сестра Скара — ненамного лучше.
— Если ты убьешь девочку, твое место в Великой Тьме будет гарантировано находиться рядом с Кейджем. — Голос Рейстоса был едва слышен.
— Я не думаю о такой чести, Брат. Только о славе Кейджа. Ты это знаешь.
— Но каждая секунда ее жизни — оскорбление для Кейджа.
Франсин кивнул:
— Да.
— Возможно, лорд Бакас считает, что это выше твоих сил.
Слова задели:
— Как ты смеешь даже предполагать такое?
Рейстос поднял обе руки:
— Я не хотел оскорбить тебя, Брат. Но зачем ему все это нужно? Неужели так трудно сделать то, что ты можешь сделать — что ты должен делать?
— У него есть свои причины.
Рейстос приподнял бровь:
— Возможно, он думает, что ты слишком долго жил среди дикарей. Возможно, он думает, что ты ослаб.
Франсин снова посмотрел на Кейджестан, пытаясь взять себя в руки. В словах Рейстоса было слишком много веса, слишком много правды. Он так долго носил кожу Косы, что, возможно, деградация язычника его заразила. Эта мысль наполнила его стыдом. Внезапно ему очень захотелось уйти из этого места:
— Я должен идти, Рейстос. Было приятно пообщаться с тобой, Брат.
— Увидимся завтра.
Франсин кивнул:
— Завтра.
Завтра он встретит их всех с телом девочки в руках.
19
Матеон
Анджон
Когда рассвело, Матеон стоял по стойке смирно со свим стиком на плацу перед казармами. С ними были еще три стика. Никто не знал, зачем их вызвали, а если и знали, то, конечно, ему не сказали. На самом деле, с ним вообще никто не разговаривал, разве что для того, чтобы пошутить о его неминуемой смерти. Но шутили они много.