— Невозможно, — сказал Артис.
— И они не только что приехали. Они выглядели уютно, как будто пробыли там долгое время.
Дуолус покачал головой:
— Коса всегда был самоуверенным ублюдком, но он не предатель. Он любит эту страну.
— Тогда почему эгрилы в его доме? — спросил Раласис. — Почему мы в этой тюрьме?
— Может быть, произошла ошибка, — сказал Эрин. — Путаница. Они хотели арестовать кого-то другого.
— Может быть, ты все-таки идиот, — огрызнулся Галрин. — Послушай капитана. В его словах есть доля правды, да и вообще он прав: зачем еще мы здесь?
— Милостивые Боги, — вздохнул Артис. — После всего, что мы сделали, после всех принесенных нами жертв, эгрилы были здесь все это время?
— Мы должны кому-нибудь рассказать, — сказал Дуолус. — О Косе.
— И кто нам поверит? — спросил Галрин. — Это будет выглядеть как отчаянная попытка обвинить кого-то другого в наших преступлениях. Нет, Коса разыграл умную комбинацию.
— Настоящий вопрос другой — почему сейчас? — сказал Раласис.
— Ты видел эгрилов в его доме, — сказал Артис. — И он боится, что ты раскроешь его предательство.
— Нет. Он не знает, что я был там, и все это происходило задолго до этого. — Раласис взглянул на ночное небо сквозь щель в окне. — Что-то должно произойти. И скоро.
Возможно, тианы были не настолько глупы, потому что он видел, как осознание отразилось на их лицах. Эгрил всегда хотел только одного.
— Я собираюсь убить Косу, — сказал Артис.
— Я прикажу его повесить, — поддержал его Эрин.
— Сначала нам нужно отсюда выбраться, — возразил Галрин.
Раласис улыбнулся про себя. Вечная головоломка каждого заключенного. Он снова закрыл глаза. Лучше немного поспать, пока больше нечего делать. Какие бы неприятности ни надвигались на них, они, скорее всего, подождут до утра.
Тианы все еще что-то бормотали, но Раласис позволил им затихнуть вдали. После многих лет плавания на переполненных кораблях он привык не обращать внимания на шум. Решение придет само. Он всегда находил выход. Он не собирался позволить предателю его прикончить.
Раласис не знал, что его разбудило. Это мог быть сигнал тревоги, раздавшийся по всему городу, или это могли быть взрывы. Оба события произошли почти одновременно. Он вскочил на ноги и подбежал к окну, остальные столпились за его спиной.
— Что это? — спросил Галрин. — Что ты видишь?
Сначала их было трудно разглядеть, но он знал, что ищет. В конце концов, однажды они его чуть не убили. Он прищурился в ночь, вглядываясь в небо.
И они были там.
— Дайджаку, — прошептал он.
Вторжение в Мейгор началось.
49
Дрен
Киесун
Дрен выбрал самую прямую дорогу, какую только мог, — прямо вниз по склону горы. Он не пытался вести себя тихо, не думал о том, чтобы оставаться вне поля зрения. Он понятия не имел, почему он все еще жив. Этот гребаный Череп должен был его проткнуть, когда нашел в кустах. Но почему-то этого не сделал, а Дрен был не из тех, кто смотрит дареному коню в зубы. В тот момент, когда Череп повернулся к нему спиной, Дрен смотал удочки.
Вдалеке позади него завизжали врата — мучительный вопль; Тонин открыл одну часть мира для другой. Вопль продолжался и продолжался, бесконечное обещание грядущих ужасов. Рассказывая миру о том, что Дрен не сумел его остановить.
Он бежал, падал, спотыкался и перебирался через валуны, кашляя и выкашливая. Он поскользнулся и заскользил вниз по склону к дороге, вокруг него летела грязь, разлетались камни, страх его подгонял. Воздух обжег горло, когда он отскочил от очередного валуна и пролетел пять футов до следующего. Учитывая его удачу, он сломает себе шею, двигаясь так быстро в темноте, но Дрен не мог остановиться.
Хуй знает, как ему это удалось, но он добрался до главной дороги и, пошатываясь, побрел по ней, не сводя глаз с Киесуна, как будто это могло помочь ему сократить расстояние. Вдоль городской стены горели факелы, и он мог видеть движение на зубчатых стенах. Ханраны были там, наверху, но недостаточно, чтобы остановить то, что надвигалось.
Это было безумное решение — остаться в городе после того, как они увезли королеву. Ему следовало прислушаться, когда Джакс предложил отправиться в горы. Ему следовало понять, что большинство людей в Киесуне ни хуя не знают о сражениях. Он был прав, когда назвал их овцами, но ему следовало отвести их в безопасное место, а не оставлять на убой.
Его ноги стучали по дороге. Еще ярд, и еще. Он бежал, не обращая внимания на боль в горле. Теперь он был на последней прямой. В конце дороги его ждал город с его наполовину залатанными стенами и заново-сколоченными воротами.
С вершины стены раздались крики. Кто-то его увидел. Он замахал руками, попытался позвать, но едва мог дышать, и ему не хватало воздуха для слов.
Крики становились громче, более неистовыми, но Дрен все еще бежал. Его ноги двигались почти по собственной воле, и он не думал, что смог бы остановиться, даже если бы захотел.
Затем он услышал хлопанье крыльев у себя за спиной, увидел град стрел, вылетевших из-за городской стены, и понял, что снова опоздал. Какое-то шестое чувство подсказало ему пригнуть голову, и он растянулся в грязи как раз в тот момент, когда мимо пролетел дайджаку, его ниганнтанское лезвие просвистело в нескольких дюймах над ним.
Он перевернулся и посмотрел назад, туда, откуда пришел, обратно к вратам, и увидел небо, заполненное Дайджаку, направлявшимися к Киесуну. Больше Дайджаку, чем он когда-либо видел. Сотни и сотни.
Он лежал, примерзнув к месту, и смотрел, как они пролетают мимо, перелетают через стены и попадают в город. Взрывы начались почти через мгновение. Безжалостный шквал. Земля сотрясалась от их ярости, и шум наполнил воздух, оглушая его. И он знал, что это было только начало.
К тому времени, когда Дрен достиг городских ворот, от них не осталось ничего, что могло бы помешать ему войти в город. От стен с обеих сторон тоже почти ничего не осталось. Дайджаку разрушили их своими бомбами, открыв город для того, что должно было произойти дальше.
Но они были не единственными, в кого попали, и это была не единственная волна бомб.
Дайджаку обрушивались безжалостной волной, сбрасывая шар за шаром, пока оглушительный грохот взрывов не слился в один. Земля задрожала, казалось, сама планета вот-вот расколется. Здания разлетелись на части, осыпая мир кирпичом и камнем, разбрасывая пламя и искры во все стороны, которые стремились найти топливо для распространения и роста.
Дрен, пошатываясь, прошел через все это, каким-то образом оставаясь в живых. Он хотел вернуться в Токстен. Он должен был найти Эндж, убедиться, что она жива, но после этого у него не было ни идеи, ни плана, что делать. На рассвете Эгрилы собирались уничтожить Киесун. Это было очевидно, и он не сомневался, что у них получится.
Он добрался до Темпл-стрит и увидел толпу, бегущую к нему, преследуемую пламенем. Их было, должно быть, человек пятьдесят, всех возрастов, перепуганных до смерти. Там была мать с ребенком на руках, другая помогала пожилой женщине идти, рядом с ними бежали дети лет десяти-двенадцати. Он мог видеть их лица, ему показалось, что он узнал некоторых из них.
Затем он услышал свист с неба. Он посмотрел вверх, увидел падающую бомбу и улетающего дайджаку. Он следил за падением бомбы вниз, вниз, вниз, пока она не ударилась о землю, и огненный шар не уничтожил все перед ним.
Взрывная волна сбила его с ног, опалив кожу. Он растянулся в грязи и щебне, когда языки пламени взметнулись над его головой. Когда он поднял глаза, улица была в огне, и от людей, которые там были мгновение назад, ничего не осталось.
Его начал душить сухой кашель, но это могло быть скорее от дыма, чем от болезни внутри него. Не то чтобы это имело значение. Слезы наполнили его глаза, когда он поднялся на ноги. Последний, кто выжил в мире огня. Он шатался, задыхаясь от дыма, в ушах звенело от постоянного грохота взрывов, переходя от одного разрушенного района к другому. Он проходил мимо мертвых и умирающих, убегающих и съеживающихся. Крики раздавались со всех сторон, как будто весь город плакал от боли. Даже стены зданий стонали, когда огонь пожирал их изнутри. Это разбило ему сердце, и он ничего не мог сделать, чтобы это остановить. Он сам был почти мертв.
Он шел дальше, все глубже погружаясь в ужас, его кожа горела. Он мог думать только о том, как добраться до своих друзей, быть с Эндж и Гаро.
Дайджаку все еще летали над головой, сбрасывая свои бомбы. Это продолжалось и продолжалось. Это были Черепа в их худшем проявлении. Никакой пощады. Никакой передышки. Цена, которую Киесуну придется заплатить за отпор.
Бомба попала в здание в двухстах ярдах от них — оно обрушилось, подняв облако щебня. Дрен обернулся и обнаружил, что путь, по которому он только что пришел, перекрыт распространяющимся огнем, пройти невозможно. Затем сквозь дым он заметил небольшой переулок. Он побежал к нему, карабкаясь по обломкам, не обращая внимания на руку, торчащую из-под камней. Пространство было узким, едва шире его плеч, но оно давало возможность спастись от пламени, поэтому Дрен протиснулся внутрь. Стенки были горячими на ощупь, словно поджаривались с другой стороны. Пот стекал по лицу Дрена в глаза, он закашлялся от дыма и пожалел, что у него нет воды, чего угодно, лишь бы прогнать этот комок в горле.
Он мог видеть конец переулка. Его звала полоска света. Мимо с криками пробегали люди, преследуемые дымом, но огня не было видно. Искры сыпались вокруг, как падающие звезды, обжигая, целуя его кожу. Огонь не отставал, особенно когда стены стали слишком горячими, чтобы к ним можно было прикоснуться — они все громче протестовали с каждой секундой, поскольку давление на них росло.
А Дайджаку все еще летели над головой. Все еще падали бомбы и гремели взрывы. Все еще люди кричали и люди умирали.
Он наполовину вывалился из переулка, тыльная сторона одной ладони обгорела докрасна, а на руках появились маленькие белые уколы там, где его задели искры. Он посмотрел налево и направо и увидел, что, в конце концов, не нашел выхода. Огонь следовал за ним по улицам и крышам, настигая его по мере того, как распространялся от здания к зданию — точно так же, как он сам перепрыгивал с крыши на крышу.