Они свернули с главной дороги и пошли через дубовую рощу, чтобы добраться до реки. Шум ярмарки затих вдали, сменившись журчанием воды.
— Все еще злишься? — спросил Векс, когда они достигли берега реки. Тут и там над поверхностью выступали камни, заставляя воду бурлить и журчать — поток торопился достичь моря ниже по течению. В журчании воды было что-то почти музыкальное. Как раз то, что было нужно Зорике.
Она сделала глубокий вдох, затем выдохнула, выпуская напряжение, которое росло внутри нее:
— Нет. Да. Не знаю.
— Не хочешь ли рассказать мне, что происходит?
— Это просто мои матери. Они такие...
— Контролирующие? Чрезмерно заботливые? Серьезные? — Векс усмехнулся. — Я мог бы продолжать.
— У них добрые намерения, но это сводит меня с ума. Они не позволяют мне ничего делать самой. Иногда мне кажется, что они все еще думают, что мне четыре года.
В глазах Векса снова появился блеск:
— Я не знаю, как кто-то мог бы так подумать.
— Да, ну, они не кто-нибудь.
Они бродили по берегу реки, наблюдая за стрекозами, порхающими над поверхностью воды, наслаждаясь тишиной. У Векса хватило здравого смысла не настаивать на разговоре, и Зорика была ему за это благодарна.
— Ты когда-нибудь чувствовал, что твоя жизнь тебе не принадлежит? — спросила она, когда они нырнули под низко нависшую ветку дерева.
— В каком смысле?
— Ну, не знаю — во всех. У твоих родителей ферма, поэтому ты работаешь на ферме. Они поручают тебе работу по дому, и ты ее выполняешь. Когда ты сможешь сам решать, как тебе жить дальше?
— Я никогда по-настоящему об этом не задумывался. — Векс пожал плечами. — Мне нравится заниматься своими обязанностями.
— А ты никогда не думал о том, чтобы заняться чем-то другим? Ты мог бы, знаешь?
— Я счастлив там, где я есть. Особенно когда ты живешь дальше по дороге.
Дерево, поваленное каким-то давно забытым ураганом, лежало поперек реки, и Зорика на него наступила:
— Я не буду жить там вечно.
Она пошла по стволу дерева, прежде чем поняла, что Векс не последовал за ней. Он наблюдал за ней, опустив плечи:
— Ты куда-то собираешься? Именно поэтому ты поссорились со своими матерями?
Голос снова застрял у нее в горле. Она кивнула.
— Они хотят чтобы ты уехала? Куда?
— Далеко отсюда.
— Они не могут этого хотеть!
Она направилась обратно к нему:
— Могут.
— Можно мне пойти с вами?
Зорика покачала головой:
— Это невозможно.
Векс протянул руку и помог ей спуститься на берег:
— Что, если бы был способ, при котором тебе больше не нужно было бы делать то, что они говорят?
— Нет такого способа.
— Есть... если мы поженимся.
Поженимся. Слово повисло между ними, заполнив последовавшую тишину. Когда тишины стало слишком много, Зорика смогла только повторить слово:
— Поженимся?
— Я говорил об этом со своими родителями. Мы достигли брачного возраста, и я… Я... тебя люблю. — Озорство исчезло из глаз Векса, а вместе с ним и его уверенность. Его щеки вспыхнули румянцем. Он взял Зорику за руки и опустился на одно колено:
— Ты выйдешь за меня замуж?
63
Дрен
Киесун
Дрен сидел в туннелях, измученный тем, что провел остаток ночи в поисках Эндж, Хары и Гаро, делая все возможное, чтобы его не разнесло на куски. Не то чтобы там было что искать. Дайджаку сделали все возможное, чтобы сровнять Токстен с землей, не оставив после себя ничего, кроме обломков и мертвых. И мертвых было много. Они были повсюду, иногда из груды обломков торчала только рука или нога, чтобы показать, где они похоронены. Скорее всего, среди них были его друзья.
Это был настоящий гребаный бардак — и во всем был виноват он сам. Вот тебе и большой человек, член общества. Когда дошло до дела — когда это действительно имело значение — он был просто ребенком, напуганным, не в себе и, скорее всего, умирающим.
Он еще раз откашлялся, ненавидя гадость, которая выходила из его легких, лишала дыхания. Он потратил впустую достаточно времени, сидя здесь и жалея себя. Пора двигаться. Сделать что-нибудь.
Из различных шахт в туннели проникал свет, по крайней мере, достаточный, чтобы видеть. В его части туннеля никого не было, но он слышал, как люди разговаривают, плачут и передвигаются. Их было достаточно много, чтобы производить столько шума.
Он взглянул вверх. Сколько у них времени, прежде чем красные демоны услышат их и спустятся, чтобы закончить то, что начали?
Дрен сплюнул кровь в воду и пошел на звуки, ему нужно было быть с другими выжившими. Он повернул налево, затем направо, не совсем уверенный, куда ведут его туннели — не то чтобы это имело значение теперь, когда города наверху больше не существовало.
Он проходил мимо небольших групп выживших, прячущихся в тени, но не останавливался, чтобы поговорить с ними, и избегал их взглядов. Его вина была достаточно сильной и без того, чтобы видеть их боль.
Время от времени в канализации слышался очередной взрыв — напоминание, как будто оно было необходимо, об опасности над его головой. Стены сотрясались, с потолка сыпались грязь и пыль, но Дрен все равно продолжал двигаться, практически утратив надежду.
В туннелях вскоре стало тесно от людей. Они заполнили дорожки и стояли в воде, все испуганные и растерянные, держась друг за друга, ища надежду. Если они думали, что Дрен может что-то предложить, они печально ошибались. Он повернул за угол, надеясь уйти от них подальше, и внезапно оказался в большом зале, куда сходилось по меньшей мере полдюжины туннелей и в котором находилось, должно быть, человек пятьсот. Он заколебался, держась в тени туннеля, по которому пришел, пока всматривался в лица, ища кого-нибудь знакомого, дружелюбного или нет.
— Дрен! — Крик раздался впереди, и с него тут же свалился груз. Он приподнялся на цыпочки, выглядывая из-за толпы людей, и увидел рыжие волосы Эндж, приближающиеся к нему.
Он побежал к ней, проталкиваясь сквозь толпу, на его поглупевшем лице появилась улыбка. Она упала в его объятия, разбередив рану в плече, но ему было все равно. Не сейчас, когда она была жива. Он крепко обнимал ее, целуя, просто чертовски счастливый быть с ней.
— Я думала, ты умер, — сказала она сквозь слезы, когда они оторвались друг от друга.
— А я — что ты.
— Я жива.
— Слава богам. А как же Гаро?
— Он здесь. Никто не убьет этого парня. — Она сморщила нос, внимательно глядя на Дрена. — С тобой все в порядке? Ты выглядишь ужасно.
— Получил стрелу в плечо.
— Черт. Как...
Он покачал головой, затем закашлялся:
— Не имеет значения. Что здесь происходит?
Она схватила его за руку:
— Я отведу тебя к Хасану. Пусть он тебе расскажет. Там, наверху, чертовски плохо.
— Я видел.
— Мы еще не сдаемся. Пошли. — Она повела его обратно тем же путем, каким пришла, мимо раненых и умирающих, растерянных и бездомных. При виде них чувство вины скрутило его внутренности. И все потому, что он не смог, блядь, убить это чудовище, Тонин.
Они прошли еще сотню ярдов первому туннелю, а затем свернули в помещение поменьше.
Хасан был там с горсткой ханранов. Их лица и одежда почернели от дыма и грязи, и у всех у них тоже были раны. Дрен был не единственным, у кого выдалась тяжелая ночь.
— Дрен! — Хасан обнял его. — Слава Богам, ты жив.
Дрен опустил голову:
— Прости, я облажался. Тонин… Я не смог...
— Ты сделал все, что мог, Дрен. Что насчет остальных? — спросил Хасан, заглядывая через плечо Дрена.
— Больше никто не вернулся.
Хасан кивнул:
— Что ж, ты здесь. Это уже кое-что.
— Каков план? — спросила Эндж.
— Мы потеряли городские стены, — сказал Хасан, — и Эгрил послал каких-то ублюдков в красных доспехах, которые подбирают выживших и куда-то их тащат. Скорее всего, обратно в свой лагерь.
— Почему? Что они собираются с ними делать? — спросил Дрен.
— Кто знает? — ответил Хасан. — Но они еще не умерли. Мы попытаемся спасти их, если сначала сможем взять город под контроль.
— Скажи нам, что делать, — сказала Эндж, полная огня, который раньше был у Дрена.
— Поднимайтесь наверх и бейте по Черепам всем, что сможете достать. — Хасан посмотрел на Дрена. — Твой тип боя. Заставьте их заплатить кровью за каждый дюйм нашего города, по которому они ходят. Если сможете, освободите всех, кого они похитили. Используйте туннели, используйте руины, используйте все, что сможете, чтобы оставаться скрытыми, оставаться в безопасности и убивать ублюдков.
— Там, наверху, их много, — сказал Дрен. Он сел на разбитый камень, чувствуя себя более усталым, чем он думал, что это возможно, его тошнило. Он выпил немного воды, затем снова начал кашлять.
— Нам просто нужно немного времени, — сказал Хасан. — Когда стемнеет, мы начнем перемещать всех этих людей из главного зала через старые туннели для контрабанды и уведем их в горы.
— Как и хотел Джакс, с самого начала. Мне жаль, что мы его не послушали. — Еще больше вины легло на его плечи.
— Черт возьми, малыш, мы все сделали этот выбор. Нечего хандрить — это ничего не изменит. Ты можешь драться?
Он закашлялся, но проглотил кровь обратно. Им не нужно было знать об его болезни.
— Сначала мне нужно, чтобы кто-нибудь вылечил мою руку. И немного еды, если она есть. — Он скинул пальто и оттянул рубашку в сторону, чтобы показать им дыру в плече. — Получил стрелу раньше.
Эндж ахнула.
Хасан посмотрел на одного из ханранов:
— Огонь в соседней комнате все еще горит?
— Должно быть, — ответила женщина.
Хасан вытащил нож.
— Разогрей его, а потом принеси обратно. — Когда она ушла, он переключил свое внимание на Дрена. — Тебе повезло. Чуть ниже, и стрела попала бы тебе в сердце.
— В тот момент я не чувствовал себя счастливым, — ответил Дрен.
— Стрела, говоришь?
— Верно.
— Странно.
— Почему?
— Нет причины, на самом деле, — ответил Хасан. — Просто я не помню, чтобы когда-нибудь видел, как Черепа используют луки. Им нравятся их бомбы, но они предпочитают убивать вблизи — чтобы Кейдж знал, кто посылает ему душу.