Надевать после душа грязную одежду было брезгливо, но предложили мне только халат по типу гостиничного, а мысль гулять здесь без белья явно не значилась и в сотне хороших, так что от предложенного пришлось отказаться. С волосами я тоже делать ничего не стала, только завязала в узел, чтобы не лезли в глаза во время купания. По-хорошему, стоило и вовсе оставить всё как есть, добавив Ханси лишнего повода не трогать меня, но прикосновения чужих неприятных рук до сих пор чувствовались на теле и от них хотелось избавиться, оттереть раз и навсегда. Вот только что-то подсказывало, что навсегда на получится…
После был завтрак, поданный в комнату — на пластиковом подносе, пластиковой посуде и с такими же приборами. Я догадывалась о подоплёке, но не могла понять, неужели Диметрис и вправду была склонна к суициду, или же они банально перестраховывались. Я так точно не стала бы убивать саму себя, не попытавшись при этом утащить на тот свет обидчика. А может, как раз этого и боялись? Что прижму нож, вилку или, на крайний случай, осколок тарелки к шее надсмотрщицы и велю вывести меня отсюда?
Впрочем, я и так знала, что ничего не выйдет. То, что в коридоре я изображала безвольную тряпку (а по большей части и была таковой), не помешало осмотреть обстановку. Судя по всему, это был какой-то подземный этаж, а лестницу наверх закрывала металлическая дверь с экраном, по типу домофонного, по соседству. А ещё по периметру были натыканы камеры, совсем не скрытые, так что незаметно пройти не получилось бы.
Позже я вновь осталась одна в четырёх стенах. Здесь не было ни книг, ни телевизора, ни чего-то ещё, чем можно было занять себя. Только кровать, стул, стол и пустой шкаф, не годящийся даже для игр в Нарнию. Наверное, так чувствовали себя преступники в камере-одиночке, вот только я не ощущала за собой такой вины, которая была бы соразмерна наказанию.
Энергия восполнялась слишком медленно, чтобы устроить какие-нибудь физические упражнения, вроде отжиманий на кулаках (не то, чтобы я когда-то вообще пробовала это делать…), так что приходилось обходиться умственными. Получалось не лучше. Я пыталась найти выход из ситуации и не находила его, несмотря на то, что всегда считала, что безвыходных ситуация просто не бывает. И это, вкупе с изоляцией и невозможностью себя занять, сводило с ума.
День тянулся, как некачественная жвачка — медленно и будто неохотно. Часов не было тоже, поэтому время я примерно отсчитывала по приходам молчаливой девушки. Вот она принесла обед, значит перевалило за полдень. Вот сводила меня в комнатку прояснений — допустим, в четыре часа. Вот поменяла опустевший кувшин с водой. Шесть?
В примерно восемь по моему внутреннему времени, явился Ханси. Я в этот момент сидела на столе, забравшись туда прямо с ногами, изображая чёрт знает какую из асан и размышляя, через сколько похожих на этот дней начну сходить с ума на самом деле, а не метафорически. По всему выходило, что не скоро, психика, как хотелось надеяться, была у меня гибкой, вот только никто не мог дать гарантий, что доживу до этого момента, если каждый вечер буду служить пищей голодному вампиру.
Вообще, если абстрагироваться, мне даже повезло, насколько это можно было назвать везением. Судя по всему, этот из братьев был условно адекватен, в отличие от второго, которому, как я предположила, «принадлежала» Камиль. Что ему мешало вот также держать её под рукой, устроив маломальский комфорт? Но нет, понадобилось вырезать у несчастной метку, оставив себе подобие коктейльной трубочки и выкинуть на улицу, как ненужную вещь. А затем и вовсе убить, специально ли или нечаянно выпив больше нормы.
Ханси, как и вчера, выглядел дружелюбным и властны одновременно, как только у него это выходило. Наверное, любопытно было бы встретиться с ним при других условиях, на равных, или хотя бы на умеренно неравных отношениях, вроде тех что были у нас с Габриэлем — начальника и подчинённой. Но сейчас он был хозяином положения, а я… кем-то вроде домашнего животного и бифштекса на тарелке.
— Почему ты на столе? — поинтересовался он, не дождавшись ни приветствия, ни хоть какой-нибудь реакции на своё появления.
Я подняла глаза от пуговицы на его рубашке, а затем перевела взгляд на ковролин, словно видела там нечто, не всем доступное.
— Мыши.
— Мыши? — мужчина тоже посмотрел себе под ноги, затем по всему периметру помещения и, естественно, не заметил ни малейшего следа пребывания здесь грызунов. — Здесь нет никаких мышей.