«Я — саламандра? — на миг возмутилась женщина, но сразу же справилась с этой антропоцентрической отрыжкой, — а почему бы и нет? В конце концов, не я сбежала ото Льва, а Лёвушка умчался за тридевять земель отсюда. На десять лет бросив меня одну-одинёшеньку в обществе двоякодышащих телепатов! А под боком, понимаешь, Поль — такой симпатичный, светло-зелёный, с тёмно-розовыми глазами…»
На второй день пребывания человека и саламандры в подземном убежище ветер немного стих, но похолодало ещё сильнее — пошёл снег. Конечно, заключённый в капсуле МС практически неисчерпаемый запас энергии позволял Надежде Град поддерживать в приютившей её с Полем пещере нужную температуру, но уже на другой день вынужденного заточения и женщина, и саламандра стали страдать от голода. Особенно — женщина: ах, как бы она сейчас впилась зубами в толстый кусок синтетического мяса!
«Мяса — фи! Есть трупы животных — стыдись, Надежда! Нет, я пошутил, я понимаю, вы едите не трупы, а ткани, выращенные из клеток, и всё же… нет ничего вкуснее, чем слегка подгнившие, водоросли! — свои гастрономические пристрастия обозначила саламандра. — Водоросли, да ещё подгнившие — бр-р-р! — телепатически огрызнулась женщина, — подгнившие фрукты — куда ни шло, ну, из-за содержащегося в них алкоголя, а водоросли… или в них тоже есть алкоголь? И вы, саламандры, также неравнодушны к «зелёному змию», как мы — люди? Также как и мы — раса пьянчужек?»
Пошутив, а наличие у разумных амфибий чувства юмора, открывшееся при телепатическом общении, явилось для Надежды приятным сюрпризом, женщина подумала, что сейчас она не отказалась бы и от водорослей и решилась на опасную вылазку. Мысленно убедив Поля, что риск для неё не слишком велик — ураганный ветер утих до штормового, а выпавший снег не страшен существу, сформировавшемуся в суровых условиях ледникового периода — Надежда Град выбралась из пещеры.
Снаружи женщина сразу почувствовала: предки предками, а прогуляться босиком по снегу — удовольствие ниже среднего. Однако пустой желудок настоятельно требовал пищи — хотя бы водорослей — и Надежда чуть ли не бегом устремилась к кромке прибоя. По счастью, шторм вынес на берег массу морской растительности, так что собрать десятикилограммовую охапку водорослей было для арианки делом нескольких минут. И всё равно, вернувшись, Надежда устроилась как можно ближе к пышущей жаром стене пещеры — бедные кроманьонцы! Не имея кваркония, пережить ледниковый период!
Прочитав мысли женщины, Поль шутливо протелепатировал Надежде, что вполне с ней согласен: Земля — далеко не райский уголок, но…
Приободрив представителя вида Homo sapiens, разумная амфибия засунула в рот пучок водорослей и с хрустом сомкнула пластинчатые зубы. Женщина, вошедшая в телепатический контакт с саламандрой, вдруг почувствовала, что малосъедобные на её взгляд, буровато-зеленоватые волокна морской травы на самом деле отменно вкусны и питательны — человеческие зубы заработали с тем же усердием, что и зубы рептилии.
Насытившись, Надежда Град сразу заснула, а когда проснулась в обнимку с Полем, то поняла: отныне она, действительно, скорее саламандра, чем человек. Надолго ли? До возвращения на Хронос-2 пропавших людей? Или — навсегда?
Отложив решение этого непростого вопроса на десять лет, женщина с удовольствием влилась в сообщество разумных амфибий — ещё бы! Видеть миллионами глаз, слышать миллионами ушей, думать миллионами умов, кто бы из людей (из существ, трагически заключённых в рамки собственных индивидуальностей!) смог воспротивиться такому соблазну?
Точно в предсказанный Полем срок — через девять лет, одиннадцать месяцев и четыре дня — Лев Глюк вместе со всеми исследователями и научной станцией вернулся на остров. Со стороны Сиреневой лагуны, где Надежда Град лениво плескалась в обществе трёх десятков саламандр, это выглядело так: полыхнула ослепительная вспышка, и всё стало, как прежде — возделанные газоны, ухоженные дорожки, уютные жилые коттеджи, куполообразное здание научного центра, бытовые и служебные корпуса.
Люди вернулись, и Надежда Град вновь почувствовала себя человеком: экзопсихологом, женщиной, арианкой, любовницей «сумасшедшего гения» Льва Глюка. Который, когда перед его глазами предстала загоревшая дочерна «русалка», почти не удивился, а только заметил вскользь: