– Надо же додуматься, – произнес доктор возмущенным голосом. – Самоубийца. – Сопровождавшие его лица смеялись.
– Доктор, вы ему сделали трепанацию черепа? – тихим голосом спросила Сельми. Она, не шевелясь, стояла у изголовья кровати, держа одну руку на хромированной стойке.
– Да, – выпалил доктор с возмущением. Воображаемый сумасшедший ход событий расплывался и вращался перед его глазами.
– И что там было? – робко спросила жена. Доктор, отворачиваясь от самоубийцы, с трудом справляясь со вспышкой возмущения, ответил:
– Мозг видел, а ума – нет.
Все засмеялись. У Мази на перевязанном лице половина губы сдвинулась в виноватой усмешке. Лицо бледное как мел. Голова в марлевой обертке. Кровь запеклась в уголках обесцветившихся губ. А что остается ему делать?
Когда все ушли, Сельми, пригнувшись к лицу мужа, прошептала о скрытно вынашиваемом убеждении, которое дошло до точки кипения:
– Говорила я тебе: лучше работать руками, чем твоей головой.
Кофе и тетя Мотя
Тетя Мотя – полная, невысокого роста, трудолюбивая женщина пожилого возраста с энергией молодой девушки изо дня в день начинала колдовать на своем кофейном аппарате, примерно в 12 часов 15 минут. К этому времени в столовой, расположенной в полуподвальном помещении Даниловского корпуса университета, к буфету уже подходили первые, самые голодные посетители. Далее они проходили в зал, где можно было расслабиться вместе с кофе. Здесь за одним столом непринужденно могли сидеть преподаватели и студенты, среди которых буквально час назад бушевали нешуточные баталии по поводу «незачета» или «двойки» в зачетной книжке. За столом же никаких обид – полная демократия. Это была территория тети Моти. В каждом уголке кофейни был слышен ее звучный голос, особенно когда она шутила и смеялась. Для нее не существовало авторитетов, и в особых случаях эта чудная женщина вполне могла себе позволить даже крепкое словцо. Один раз я видел собственными глазами, как она очаровывала самого ректора Станиса, который заглянул в столовую вместе с гостями. Были у тети Моти и любимцы, обычно такие же, как и она сама – с чувством юмора. Таких счастливчиков она обычно обслуживала вне очереди. Серьезных и сердитых посетителей она обслуживала молча и с безразличием. Тетя Мотя была неутомима: несмотря на большие очереди, она не ведала усталости и не упускала из виду те мелочи, которые могли повлиять на качество изготавливаемого ею напитка. Шутка ли – на пяти варках за 40 минут обслужить сотни студентов и преподавателей! Ее размеренные и уверенные движения рук были доведены до идеального автоматизма. Сегодня у тети Моти было хорошее настроение.
– Следующий! – произнесла она, продав очередную чашку кофе. Перед прилавком остановился высокий худой африканец, которого она видела в первый раз. Он пообедал и только что подошел к раздаточному столу, бросил копейку на монетницу и пальцами барабанил по прилавку в ожидании своей очереди. – Один… кофе… – громко и выразительно произнес студент. Тетя Мотя с уважением посмотрела на молодого человека.
– Молодец! Ты молодец! – громко похвалила она парня так, чтобы услышал весь зал. – Слышите, вы, советские? Даже этот иностранец знает, как правильно склонять слово «кофе». Оно мужского рода, и я не хочу, чтобы вы обижали это слово.
Зал воспринял слова тети Моти с пониманием, некоторые преподаватели даже согласно покивали. «По сути, – подумал я, – это слово играет огромную роль в жизни этой женщины. Ведь она варила кофе в этом буфете еще задолго до того, как я поступил в университет. Именно поэтому для нее бережное отношение к этому слову так важно». Студент обрадовался и смутился, когда все обратили внимание на его особу. Когда первые впечатления от грамотности иностранного студента немного поутихли, тетя Мотя ласково спросила парня:
– Чего тебе еще, сынок?
После секундной заминки парень ответил:
– И… один… булка.
Мгновение спустя зал взорвался от хохота. На лице студента застыла растерянная улыбка. Он, с минуту назад испытавший чувство гордости, наверное, понял, что сказал что-то неправильное. Не в силах осознать, что же он сделал не так, молодой человек посмотрел на тетю Мотю, словно ища у нее ответ на свой немой вопрос. Тетя Мотя не растерялась и нашла, что сказать вконец растерянному студенту:
– Ничего, сынок. Булка тоже «моя», и она хоть раз должна почувствовать себя мужчиной.
Кто хочет всего, остается без ничего
Месей, четырех лет, вышел из дома и лениво, с прищуренными глазами посмотрел вокруг. Солнце ярко светило и слепило глаза. Затем он остановил свой взгляд на вершине горы, которая упиралась в небо. Его вечное притяжение и загадка, где заканчивался его мир. Месей для себя твердо решил, когда вырастет и перестанет бояться волков, обязательно взберется на эту вершину и ткнет пальцем в небо. Он не понимал, почему дед все время смеется, когда он начинает об этом говорить. «Ему просто некогда это обсуждать, – думал Месей, – он вечно чем-то занят – то заготовка дров на зиму, то сена, то поле, где он выращивает полбу».