– Готов поверить в эту добрую сказку, если вы готовы показать мне это чудо-яблочко, – журналист вызывающе взглянул на свою собеседницу.
– А вот оно! – Надежда достала из халата сочное яблоко с розовым бочком и протянула гостю. – Угощайтесь на здоровье!
Все эти разговоры, встречи оставляли свой след, вносили в еще неокрепшую душу молодой послушницы смущение, навеивали разные мысли. Внутреннее беспокойство особенно ощущалось глубокой ночью, когда все насельницы обители отходили ко сну, чтобы к пяти утра снова собраться вместе на молитву. Надежде являлись образы людей, которых она видела в течение дня, она зачем-то вступала с ними мысленный диалог, от чего-то отбивалась, в чем-то словно оправдывалась, кого-то старалась переубедить. Откуда приходили эти мысли – непрошеные гости? Иногда, путаясь в них, Надя незаметно для себя снова погружалась в сон, а иногда совершенно не могла уснуть, не в силах бороться с наваждением. Тогда она, как и советовала игуменья, вставала с постели и, опустившись на колени, начинала молиться, прося Господа защитить от всех нахлынувших сомнений и тревожных дум. С особым усердием она старалась читать Псалтырь, взывая к Богу древним Давыдовым слогом: «Изми мя, Господи, от человека лукава, от мужа неправедна избави мя, иже помыслиша неправду в сердце, весь день ополчаху брани, изостриша язык свой, яко змиин, яд аспидов под устнами их. Сохрани мя, Господи, из руки грешничи, от человек неправедных изми мя, иже помыслиша запяти стопы моя. Скрыша гордии сеть мне, и ужы препяша сеть ногама моима. При стези соблазны положиша ми…».
Со слезами творила она и молитву святителя Филарета, стараясь впустить каждое ее слово в свое взволнованное сердце: «Господи, не знаю чего мне просить у Тебя. Ты Един ведаешь, что мне потребно. Ты любишь меня паче, нежели я умею любить себя. Отче, даждь рабе Твоей, чего сам я просить не умею. Не дерзаю просить ни креста, ни утешения: только предстою пред Тобою. Сердце мое Тебе отверсто; Ты зришь нужды, которых я не знаю. Зри и сотвори по милости Твоей. Порази и исцели, низложи и подыми меня. Благоговею и безмолвствую пред Твоею святою волею и непостижимыми для меня Твоими судьбами. Приношу себе в жертву Тебе. Нету у меня другого желания, кроме желания исполнять волю Твою; научи меня молиться; Сам во мне молись! Аминь».
Любила она еще одну молитву – древнюю, почти забытую, которую дала ей игуменья, чтобы Надежда училась по ней молиться так, как молились наши предки, выпрашивая у Бога защиту от всех напастей.
«Не гнушайся мене, грехи одержимую, и устнама нечистыми молитву творящу услышати мя. Ей, Господи, обещавыйся услышати истинно призывающих Тя, направи же стопы моя на путь мирен, и остави ми вся прегрешения вольная и невольная, – повторяла эти молитвенные слова Надежда, взирая на святые образа. – Запрети нечистым духовом от лица немощи моея, возьми оружие и щит и стани в помощь мне. Изсуни оружие и заври сопротив гонящим мя. Рцы душе моей: спасение твое есмь Аз. Да отступит от моея немощи дух гордыни и ненависти, дух страха и отчаяния, буести и всякой злобы. Да угаснет во мне всяко разжжение и подвизание от дияавольских деяний восстающее. Да просветится душа моя и тело Духом в разум Светом Твоим и множеством щедрот Твоих. Да обитает на мне милость Твоя молитвами Пресвятыя Владычицы нашея Богородицы и всех святых Твоих…».
Надежда не просто читала, а дышала этой молитвой, ощущая каждое слово – и Господь посылал ей слезы покаяния, которые текли по щекам, умиротворяя встревоженную душу, сея в ней тишину и покой. Особенно боялась Надежда страстей, что обрушились на нее, словно лавина, когда она потеряла мир, видя вокруг себя лишь недоброжелателей и даже врагов. Одно воспоминание о том, в какую грязь окунулась душа, приводило в содрогание и трепет, понуждая к еще большему молитвенному заступничеству и ограждению от искушений, подстерегавших на каждом шагу. Наверное, душа Надежды чувствовала начало новой борьбы. Она была близко. Даже очень. Хотя внешне ничего не предвещало.
9.
Ангелина появилась среди монастырских послушниц почти в одно время с Надеждой. Что искала ее опустошенная, истерзанная душа – она и сама не знала. Скорее всего, тишины, покоя после всего, что она насмотрелась и настрадалась за пять лет жизни в неволе. Кто-то посоветовал ей идти в монастырь – и она пришла, не зная, куда и зачем идет, не умея молиться, не имея понятия о монашеской жизни. Но игуменья, сострадая к ней, приняла в число своих послушниц, дав возможность вкусить этой непонятной для нее жизни, примерить черную одежду здешних обитательниц не только к своему пораженному тяжкими пороками телу, но прежде всего к своей тяжело больной душе. Ангелина с болью открыла настоятельнице прожитую жизнь, рассказывая обо всех падениях, в которых увязла сама и в которые увлекала многих других. В этой жизни было все: разврат с малолетства, торговля телом, ночные клубы, бордели, сутенерство, пьянство, наркотики… Потом – зона, где все повторилось: разврат с такими же молоденькими зечками, пьянки, «травка».