– Так ты…
– Можешь считать меня ведьмой, кем угодно, – Аза уже сверлила своим взглядом Надю, – тебе отсюда никуда не деться. Никто не поможет. А я могу. Потому что я – ведьма! Я многое знаю, ведаю. На зоне ты долго не протянешь. Проклятие висит на тебе. Очень тяжелое проклятие. Родовое. Кто-то в твоем роду убил ребенка, девочку, поэтому всем девочкам, что у вас родились, жить не дольше… Сколько тебе сейчас?
– Так ты же сама говоришь, что все знаешь. Зачем спрашиваешь? – усмехнулась Надя.
– Чтобы проверить, – злобно усмехнулась та. – Ты еще не знаешь, что тебя ждет. На зоне у тебя сначала откажут ноги, потом ты будешь мучиться кровью, потом…
Надежда снова легла на свой топчан, накрылась Вериной курточкой и продолжила читать про себя: «Аще ополчится на мя полк, не убоится сердце мое, аще востанет на мя брань, на Него аз уповаю. Едино просих от Господа, то взыщу: еже жити ми в дому Господни вся дни живота моего, зрети красоту Господню и посещати храм святый Его…».
– Не бойся, дорого не возьму, – Аза прервала ее молитву. – Я не жадная, как некоторые, у меня душа добрая. Да и папаша твой не сильно обеднеет. У него сейчас бабло шуршит[12] налево и направо, чтобы найти для тебя хорошую защиту, адвокатов. Ничего не поможет. Влипла ты, девочка, по самое не могу. Это, кстати, тоже следствие вашего родового проклятия. И папаня твой по миру пойдет, разорится через тебя. Но все можно исправить. Я могу это сделать. Нужно снять это проклятие. Если его не снять, оно будет висеть не только над живыми женщинами вашего рода, но и еще не рожденными. А через семь поколений ваш род вообще исчезнет.
Надежда перекрестилась и повернулась к этой вещунье спиной, давая понять, что не желает участвовать в обсуждении этой темы.
– Не поможет, – по-своему поняла это Аза. – Ни крестом не спасешься, ни деньгами – ничем. Тут нужна большая сила. Я ею владею. Я знаю, как воздействовать на мир прави, мир яви и мир нави, как задействовать три стихии сразу: огонь землю и ветер. Но для этого ты должна посвятить меня в некоторые тайны своей личности, без этого все мои заклинания будут бессильны.
Надя ничего не отвечала, продолжая вторить и творить молитву.
– А вот приворот, который тебе сделала твоя лучшая подруга, я смогу снять. Ты хоть знаешь, что тебе сделали? Ты никогда не выйдешь замуж, у тебя никогда не будет детей…
– Мне это не грозит, – остановила ее Надежда. – У меня уже есть Жених, и я с Ним повенчана навек. Других мне не нужно.
– Я тебе не про жениха говорю, – Аза подсела к Надежде, тронув ее, отчего та сразу поднялась и отодвинулась. – Проклятие на тебе! И приворот. Страшный приворот. Кладбищенский! Отцу твоему тоже сделали. Если не снять – уйдет к другой, а вас всех бросит. Ты просто не знаешь, как это страшно. На него заказали молебен в трех церквах, потом одна колдунья пошла на кладбище, нашла свежую могилу, где лежит покойник с таким же именем, как у твоего родителя, поставила туда блины…
Надежда снова перекрестилась.
– За отца моего молились и молятся, это правда. У него очень доброе сердце. И молятся не в трех церквях, а больше. Господь нас не оставит.
– Ко мне не такие «тузы» приходят, – рассмеялась Аза, пересев к себе назад. – Вот так походят-походят – по церквям разным, монастырям, а ко мне потом приходят. Потому что я знаю такие молитвы, перед которыми ни одна сила не устоит. Заветные молитвы! Тайные! От предков моих унаследованные. Любую порчу сниму, любое проклятие, любой сглаз. Навести тоже могу… Просто так, чтобы мне поверили. Не боишься?..
Надежда поняла, что последние слова были обращены лично к ней. Она еще осенила себя крестным знамением и, свернувшись калачиком, чтобы было теплее, углубилась в молитву, уже не обращая внимания на то, что ее соседка продолжала бубнить себе под нос.
Ближе к вечеру приехали Выкван с адвокатом. Оба были невеселые. Адвокат раскрыл свои деловые записи, хранящиеся в папке, что-то полистал.
– Вера Павловна, – смущенно обратился он к Надежде, – поверьте, мы делаем и сделаем все возможное, но, сами понимаете…
Та, к удивлению собеседников, улыбнулась.
– Понимаю. Вы хотите сказать, что все будет хорошо?
– Я хочу сказать, что все будет… как будет. Слишком большой шум и общественный резонанс. Город гудит, все требуют не просто наказания, а расправы. Если бы не те журналисты, репортеры, что оказались на месте происшествия, можно было бы как-то варьировать, выдвигать свои контраргументы, а в данном случае все настолько очевидно, настолько доказательно протии нас, что…