Парень с удивлением обнаружил, что абсолютно гол и обмотан каким-то влажным тряпьем.
- На! Пожуй, теперь можно!
Юл почувствовал прикосновение к губам.
- Что это? - спросил он.
- Кусочек ржаной лепешки, я ее пережевала, чтоб тебе легче было, - заботливо произнесла девушка, - тебе силы нужны.
- Спасибо, - сказал парень, проглотив еду, - я встану...
- Тебе одеться нужно...
- Не надо, - возразил младший правнук, - я просто хочу на воздух.
Юл и Хона, обернутые в одну на двоих шерстяную накидку, сидели на крыльце дома. Парень был гол, и его сотрясала мелкая дрожь. Хона пыталась согреть мужа, прижавшись к нему всем телом. Рядом с девушкой лежал богопольский меч. Она взяла его на всякий случай. Мало ли какие хищники бродят рядом. Юные супруги молча смотрели на восток, где горизонт подернулся легким румянцем.
- Я не виноват, - наконец, прервал тишину Юл.
- Ты ни в чем не виноват, - подтвердила Хона и поцеловала мужа в щеку.
- Нет, послушай меня, - нервно, запоем произнес парень, коснувшись живота байкерши, и было непонятно, к кому он обращается: к жене, к своему будущему ребенку или, быть может, к обоим:
- В первый раз я убил в Новочеке. Но мы тогда спасали свои жизни. Мы убивали людоедов, и это было естественно. И когда с выродками сражались, это тоже было естественно. Но, когда мы сбегали, я мог бы отпустить Рова. Иеровоама. Он ведь был просто глупым. Я мог бы отпустить его, и он тут же побежал бы в Богополь. У нас осталось бы меньше времени. Фора была бы меньше. Еще тогда я подумал, что убивать его не обязательно, но не хотел рисковать. А теперь я убил Имэна. Это было совсем не обязательно. Он бы и так уступил нам. Но, если бы он остался жив, он бы строил козни. Он бы подбивал других против нас. Исподтишка подбивал бы. Он не давал бы нам строить добро из зла. Понимаешь, не давал бы. А я хочу делать добро из зла. И чтобы мне никто не мешал. Понимаешь, чтобы зло мне не мешало! Добро - это движение, а зло - это помеха ему. Понимаешь, мы должны двигаться! Идти вперед!
Хона ничего не ответила.
- Это тяжело, - продолжил Юл, - но я пойду своим путем. Мы пойдем с тобой! Потому что иначе нельзя! Это тяжело, но иначе нельзя! Иначе будет хуже для всех! Иначе придут другие и поработят нас. Богополь или кто-то еще. А они не должны править степью. Потомки нас не простят за слабость! И получится, что все, что было в прошлом, все, что было с моими предками - было зря! Понимаешь? Зря! И наша надежда на прошлое, на десять тысяч книг в подвале окажется фикцией. Фикцией! Понимаешь? А потому мы пойдем своим путем, мы не виноваты и не будем оправдываться! Понимаешь меня, Хона?
Хона вздохнула, посмотрела на мужа. Улыбнувшись, погладила его по щеке и сказала:
- Я понимаю то, что ты колдун, и я сама становлюсь колдуньей. Уже стала ею. Я ведь сегодня тебя спасла. Я понимаю, что люблю тебя и люблю свое дитя, - Хона погладила живот, - всех наших детей люблю, которые еще не родились, и внуков буду любить, которые родятся. И еще я понимаю, что вырву любому глотку за них, за тебя и за себя тоже. Вот и все, что мне нужно понимать.
- Ладно, - будто очнувшись, торопливо произнес Юл, - ты же ребенка носишь, пойдем, здесь холодно! Я разведу в камине огонь...
- Камин? Что такое камин?
- Это очень хорошая вещь, - сказал парень, - ты в нем отвар готовила.
Юные супруги поднялись.
- Хорошо, что все хорошо кончается, - тихо произнесла Хона.
- Нет, - возразил Юл, и дрожь покинула его голос, - ничего не кончилось. Это еще не конец. Это только начало.
Возлюбленные вошли в дом, а на востоке разгоралась заря. Неотвратимо наступал новый день.
И новая эра.
Гексаграмма 64 (Вэй-цзи) - Еще не конец
По-настоящему счастлив тот, кто умеет наслаждаться целью в движении к ней
И снова пролог долгого странствия
Олег и Цеб, юноши примерно одного возраста, похожие друг на друга - жилистые, русоволосые и бойкие - с легкой тоской наблюдали за тренировкой молодых бойцов. Сегодня ребятам придется тяжело, ибо они будут учиться сражаться в пешем строю. Юные воины, совсем еще сопливые пацаны, были облачены в кожаные латы, под которыми была надета кольчуга. На левой руке у них висели щиты, в правой они держали мечи, причем не короткие байкерские акинаки, а вполне себе приличное оружие средней длины. Утреннее солнце, несмотря на раннюю весну, обещало быть жарким. До обеда прольется немало пота. Но тут уж ничего не поделаешь. Каждый гражданин и гражданка Демиургии обязаны уметь читать, держать в руках оружие и оказывать первую медицинскую помощь.
Изрядно поседевший мужчина со стрижкой под горшок внимательно следил за юными ратниками и изредка подавал команды. Звали мужчину Темер-старший из Кузнецов. Когда-то он был Темером-младшим. Но со смертью своего отца и рождением сына, которого по традиции тоже назвали Темером, мужчина получил и новое определение к имени.
Темер-старший повернулся к наблюдающим и строго произнес:
- Ну, что встали? Идите уже! Принцепс не любит ждать!
- Мы просто в последний раз посмотреть, - сказал Олег, - мы ведь больше не будем так...
- Идите, я вам говорю! Идите!
Юноши подчинились, зашагали прочь от полигона в сторону городища, стоящего на невысоком холме. Принцепс Демиургии и великий магистр ордена Десяти тысяч книг Юлий Первый Демиург, действительно не любил ждать. А уж к парням он будет особенно строг. Ведь Олег приходился Юлию Первому родным сыном, а Цеб, Плацебо Проворный из клана Файеров, был отпрыском одного из байкерских вождей.
"Чем выше звание, тем больше ответственность, и тем более строг я буду к вам", - так говорил принцепс.
Преодолев расстояние в две тысячи шагов, парни прошли мимо фундамента стены. Стены городища постоянно перестраивались. Когда-то на этом месте стоял безымянный поселок. Двадцать девять лет назад Юлий Первый объединил Забытую деревню и Творцово и провозгласил новое образование: Демиургию. С тех пор владения Принципата и Ордена заметно расширились.
Сперва вокруг Творцово был возведен частокол, затем его стали постепенно заменять бетонно-каменными стенами. Материал для строек привозился их близлежащих мертвых городов: Калитвы и Каменских Шахт.
Олег и Цеб задержали взгляд на трех волосатых аэсах в рабских ошейниках, с трудом ворочающих огромную глыбу.
- Давай, давай, хреновы выродки! - прикрикнул надсмотрщик и щелкнул кнутом.
Несчастные аэсы, затравленно оглянувшись, налегли на глыбу, и та сдвинулась с места. Парни пошли дальше. Невольники из нелюдей уже давно не являлись диковинкой. Их отлавливали, где только можно. В Запагубье выродков уже почти не осталось, их либо закабалили, либо они мигрировали на юг, в Дальнюю степь. Байкеры и демиургцы теперь устраивали походы на восток, к Волгодону, там аэсы еще не перевелись. Олег помнил разговор отца с мамой Хоной с год назад. Принцепс говорил о том, что на Совете Равных кое-кто пытается протолкнуть идею о легализации человеческого рабства, что, мол, можно обращать военнопленных в невольников. Юлий Первый выступил резко против, он предложил альтернативу: создать специальные фермы для разведения и дрессировки нелюдей, а военнопленных сажать на землю, пусть выращивают скот и растения и платят натурналог. Большинство поддержало проект принцепса.
Сразу за стенами начинались домишки. Они не сильно отличались от жилищ вне столицы. Как правило, это были саманные мазанки, реже деревянные хатки, рядом с которыми ютились коровники, свинарники и птичники. Каждое утро скот выгонялся за пределы городища, а вечером возвращался обратно в стойла. Папа Юл говорил, что животина в Творцово нужна для частичного самообеспечения, а также на случай осады врагом. Несмотря на грязь и вонь, на каждые семь-десять домишек имелась одна зимняя баня. Местные жители верили, что если они не будут мыться хотя бы раз в неделю, на них нашлет проклятие демоница Антисанитария-Яга, младшая сестра Радиации-Яги. Олег догадывался, что мифу этому совсем немного лет, не более тридцати, и распространяется он отнюдь не случайно.