- Матушка Сара, мне неловко говорить об этом, но позвольте отойти вон в те кусты.
Лицо женщины вытянулось в недоумении. Подозрительно сощурившись, она спросила:
- Тебе приспичило во время молитвы к всевышнему Элохиму?
- Я еще не начинал молиться, - Юл широко открыл глаза, - но скрутило, мочи нет. Я быстро, матушка Сара, иначе как же, на священном поле. Грех это перед господом, а так, быстро все сделаю, и помолимся.
- Ох уж эти детоньки, - мышцы на лице Сары расслабились, она улыбнулась, отдала приказ Иеровоаму и седоусому воину:
- Ты и ты, идите с сыном господним.
Хона осталась стоять на коленях спиной к Саре, кольчужнику и саблезубому каплану. Она поставила на землю кружку с зерном и из левого рукава аккуратно вытащила остро заточенную арматурину длиной с ладонь.
Когда Юл и два сопровождающих его воина оказались за кустами, парень попросил:
- Славные воители Богополя, отвернитесь, пожалуйста.
Иеровоам не удержался, с уст его слетел смешок, за что он тут же получил подзатыльник от седоусого. После того, как кольчужники отвернулись, парень, не снимая штанов, сел на корточки и принялся кряхтеть. Он потрогал лезвие, убедился, что лоток по-прежнему остро заточен, затем бесшумно поднялся и произнес скороговоркой:
- Сейчас-сейчас, славные воители, еще немножко.
Иеровоам вновь прыснул смехом. Седоусый, стоявший чуть ближе к Юлу, ткнул чересчур расшалившегося юнца кулаком в спину.
Младший правнук взял лопату, у самого основания черенка, будто это был нож, в два шага оказался возле седоусого, резким движением поддев пелерину, оттянул ему голову и молниеносно вспорол горло. Воин, прежде чем повалиться, издал громкий булькающий звук. Откинув малую боевую лопату, Юл выдернул копье из рук падающего и приставил его к кадыку оглянувшегося Иеровоама.
- Тихо! - скомандовал младший правнук. - Ров, я даю тебе шанс уйти с нами. Ты не плохой, не такой, как другие. Повернись ко мне, бросай копье и подними руки.
Иеровоам торопливо выполнил приказание.
- Что ты наделал! - прошептал он, губы его дрожали. - Ты грешник. Элохим отправит тебя в ад...
- Вы хотели принести меня в жертву, - перебил юнца Юл, - думаешь, я не догадался?
- Но это счастье, умереть во славу господа. Ты попадешь на винные берега, и сотни красавиц окружат тебя...
- А если бы тебя захотели принести в жертву?
- Я бы согласился, - Иеровоам закивал головой, - согласился. Нельзя перечить Элохиму! Иначе не попадешь в рай.
- Послушай, вы считаете, что главный над всем Элохим, у нас в деревне молятся Божьей Четверице, а в племени Хоны, которую вы называете Ревекой - небесным коням. Нет истины наверху, она здесь на земле, в нас! Остальное - лишь выдумка, чтобы подчинять глупцов.
- А разве ты и Ревека не...
- Нет, мы из разных племен, мы вам врали целый год.
- А как же игра, в которой по молитве побежда...
- Это уловка, я позволял тебе выигрывать.
- Это грех... - с трудом вымолвил Иеровоам.
- Нет времени на болтовню, Ров! - Юл крепче сжал копье. - Я даю тебе выбор. Или ты становишься на колени, заводишь руки за спину и даешь связать себя, и мы бежим из Богополя, или ты умираешь. Решить нужно прямо сейчас!
Иеровоаму только что предложили непостижимое. Как можно скрыться от Элохима? Ведь он вездесущ и всезнающ. Но и умирать, по правде говоря, не хотелось. Он не познал еще ни войны, ни женщины, а ведь истинно верующий в своей жизни должен убить хотя бы одного неверного и оставить потомство. Из глаз чернявого юнца выступили две крупные слезы.
Хона терпеливо ждала. И когда со стороны кустов послышался подозрительный булькающий звук, байкерша схватилась за живот и завопила:
- Ой, больно как! Там внутри ребенок бьется! Больно! Помогите мне встать! Помогите, скорее!
Кольчужник, не колеблясь, подбежал к беременной. Опершись на руку аврамита, Хона поднялась и неожиданно с разворота всадила арматурину в кадык воина. Тот, отшатнувшись, захрипел и упал навзничь. Хона, проявив чудеса ловкости, схватила копье только что убитого богопольца и направила его на Сару. Каплан, зарычав, поднялся и встал между байкершой и хозяйкой.
- Детонька, ты что? - растерянно произнесла Сара Девятая.
- Я тебе не детонька, старая сука! - прошипела Хона. - Вы хотели принести в жертву моего Юла, а мне отрезать язык, а моего ребенка сделать мерзким баггером, таким же, как вы сами!
Сара, прикрыла веки, скрестила руки на груди, и, видимо, ощущая поддержку дрессированного хищника, быстро овладела собой, перейдя в наступление:
- Блудливая тварь, как ты посмела убить воина господня! За это гореть тебе в геенне до скончания времен! Разве ты не знаешь, что от гнева Элохима нельзя укрыться!
- В степи твоего Элохима никто не знает! - огрызнулась байкерша. - Там чтят Харлея Изначального и Ямаху Первородную!
Сара вновь прикрыла веки, развела руки в стороны и преобразилась. От гнева на ее лице не осталось и следа.
- Послушай меня, дщерь господня, - заискивающе сказала женщина, - разве ты не знаешь, что у Элохима тысяча имен, но он един? И если тебе угодно называть господа Харлеем, называй, нет в этом греха. Раскаявшиеся будут спасены. А потому даже убийство воина господня простится тебя, если искренне будешь молить о прощении...
- Я не раскаиваюсь, - процедила сквозь зубы Хона, - вы хотели зарезать Юла, а меня оставить без языка!
- Но если Харлей, - Сара развела руки в стороны, - я буду называть всевышнего Харлеем, как называешь его ты, так вот, если Харлей потребовал бы от тебя принести ему в жертву родного сына, разве ты посмела бы отказать своему богу?
- Если мой бог велит мне убить своего ребенка, значит, это не мой бог! - отчеканила Хона, переводя взгляд с Сары на каплана и обратно.
Жена архиерея прикрыла веки и снова преобразилась. Глубоко посаженные глаза ее утонули в черной тени надбровных дуг, крючковатый нос будто истончился, а жестокие губы искривились в беспощадной усмешке:
- Что ж, детонька, ты сама выбрала свой путь. Гореть тебе в геенне, и будь проклят весь твой род!
Сара Девятая подняла костлявую руку и указала на Хону дрожащим от ярости пальцем:
- Лев господень, сожри грешницу!
Саблезубая кошка, тряхнула гривой и подобралась для прыжка.
Юл посмотрел в глаза плачущему юнцу. Сердце уколола жалость к, пускай глупому и наивному, но все же не плохому парню. Пожалуй, он ничем не хуже друга Темерки. И родись Иеровоам не в Богополе, а в Забытой деревне, они могли бы стать близкими товарищами. Делились бы секретами, болтали бы о девчонках, упражнялись бы бою на малых лопатах, работали бы вместе в кузнице или еще где-нибудь. Однако проблема заключалась в том, что Ров родился не в Забытой деревне.
- Я не могу, - сказал, всхлипывая, Иеровоам, - лучше умереть и попасть в рай, чем сбежать и бояться гнева Элохима, и страшится часа суда.
Младшему правнуку подумалось, что юнца не стоит убивать, он сейчас небоеспособен и вряд ли сумеет помешать бегству. Но Иеровоам тут же помчится в Богополь доложить начальству о случившемся. Юнец трепещет перед всевышним и архиереем. Нет, нужно выиграть время, чтобы подальше уйти от осиного гнезда.
- Тогда прости, Ров, я не могу иначе! - Юл безжалостно выкорчевал ростки сострадания, пустившие корни в его душе, и надавил на древко. Наконечник почти без сопротивления вошел в горло юного аврамита.
Когда Юл выскочил из кустов, он увидел лежащего навзничь, подергивающего ногами воина и Хону, наставившую копье на Сару Девятую. Парень побежал. Жена архиерея вскинула руку и приказала каплану напасть на байкершу. Юл, не сбавляя темпа, метнул малую боевую лопату. Та, просвистев по дуге, вошла в спину саблезубой кошки почти на всю длину лотка. Каплан, взревев, резко отпрыгнул вбок и, забыв о жертве и хозяйке, закружился волчком, пытаясь схватить зубами черенок.