Она немного помолчала. Машинально одернув юбку, пробормотала:
– Вот все, что я хотела вам сказать.
– Оливия, но почему вы пришли ко мне в комнату поздно вечером? Только для того, чтобы сказать мне это?
Сердце ее бешено застучало в груди. Она облизнула пересохшие губы и, собравшись с духом, выпалила:
– Мне хотелось получить хотя бы немножко из того, что я упустила за все прошедшие годы. А в тот вечер на кухне вы сказали мне, будто могли бы показать, как это происходит. И кое-что вы показали. Конор, я хочу большего. Хочу провести с вами ночь.
– О Господи… – пробормотал он, ошеломленный ее словами.
Он смотрел на нее так, что Оливии от стыда захотелось сквозь землю провалиться. В смущении потупившись, она пробормотала:
– Ах, простите меня, пожалуйста… Вижу, что вам это не подходит.
Повернувшись к двери, Оливия взялась за ручку. Она не собиралась показывать ему, как ей больно. Не собиралась. Она уже и так выставила себя ужасной дурой. Дверь, однако, не поддавалась, так как захлопнулась на защелку. Наконец ей удалось открыть дверь, но в тот же миг Конор снова ее захлопнул.
Хотя он не прикоснулся к ней, Оливия чувствовала жар его тела. Его теплое дыхание коснулось ее щеки, когда он наклонился к ней и прошептал:
– Дорогая, надеюсь, вы понимаете, о чем просите. Вы хотите лечь со мной в постель?
Оливия обернулась и посмотрела прямо в его синие глаза.
– Да, именно этого я хочу.
Глава 22
Господи, какая же она серьезная, думал Конор. Он молча смотрел на нее и не знал, что сказать, – никак не мог придумать. А Оливия, побледневшая, стояла, прижавшись к двери. Ее темные глаза были широко распахнуты, и она сейчас напомнила ему олениху в лесу – казалось, готова была убежать при малейшем намеке на опасность.
И она выглядела совершенно беззащитной.
Да, беззащитная и наивная, она не имела ни малейшего представления о том, чего просила. Ей хотелось романтики, но ведь постель и романтика – это совсем не одно и то же.
Ох, не следовало ему тогда целовать ее. Впрочем, сейчас поздно об этом сожалеть, надо решать, что делать дальше. Конечно же, его уже давно к ней влекло, причем с каждым днем все сильнее. Временами ему даже казалось, что он от этого сойдет с ума. Но теперь, когда для того, чтобы овладеть ею, требовалось лишь шагнуть к ней и поцеловать ее, он не мог сдвинуться с места. Не мог, потому что слишком уважал. Ведь ей нужен был мужчина, не страдающий неизлечимой тягой к перемене мест, мужчина, в душе которого не таятся демоны, мужчина, любящий фермерство, семью и посещающий церковь. Ей нужен был тот, кто женился бы на ней, стал бы ей надежной опорой и отцом ее девочкам. А он совсем не такой человек.
– Лучше идите к себе в комнату, Оливия, – проговорил он, наконец. – Я вам не подхожу.
– Я вам не верю. – Она покачала головой.
– Напрасно не верите. – Конор вздохнул. – Поверьте, я действительно вам не подхожу.
Она с вызовом вскинула подбородок.
– Думаю, я сама в состоянии решать, что мне подходит, а что нет. И я абсолютно уверена в том, что вы подходите мне.
– Сегодня – возможно. – Он снова вздохнул. – Но завтра, когда я вас оставлю и отправлюсь в путь, вы будете думать иначе.
– Я не говорю про завтра, – прошептала она. – Я говорю только про эту ночь.
– Ох, Оливия, вы совершенно ничего не понимаете.
Она поежилась – словно ей стало холодно.
– Нет, я прекрасно понимаю, о чем говорю. Я хочу только одного – провести с вами эту ночь. Возможно, я совсем… неопытна, но я знаю, что значит провести с мужчиной ночь.
Конор молчал; он не знал, что на это ответить.
– А вы… Вы не хотите? – спросила она, глядя ему в глаза.
Хочет ли он? О Господи, какое это имеет значение? Надо немедленно развернуть ее и выставить из комнаты.
Надо сказать ей «нет». Он сделал глубокий вдох и закрыл глаза, собираясь с духом.
– Конор…
То, как она произнесла его имя, погубило его. Она произнесла его как ласку и вместе с тем – с болью, пронзившей его, сделавшей его совершенно беззащитным. Он тотчас же понял, что проиграл. Что ж, так и бывает, когда ведешь себя благородно, когда поступаешь правильно. Уже давно ему доказали, что он вовсе не герой.
Открыв глаза, Конор пробормотал:
– Только не испытывай ко мне ненависти за это завтра, Оливия. – Он взял ее лицо в свои ладони и приблизил губы к ее губам. – Ради Бога, не осуждай меня за это.
В следующее мгновение Конор прижался губами к ее губам. И тотчас же понял, что обратного пути нет. Целуя ее, он запустил пальцы в ее волосы и, нащупав гребни, вытащил их. Волосы тут же рассыпались, а гребни со стуком упали на пол. По-прежнему целуя Оливию, он осторожно увлек ее в глубину комнаты, к постели. Возбуждение его нарастало, и поцелуй становился все более страстным. Оливия же трепетала в его объятиях и старалась еще крепче к нему прижаться. Наконец он остановился у кровати и прервал поцелуй. Чуть отстранившись, заглянул в лицо Оливии и увидел, что она медленно открывает глаза. Никогда еще она не казалась ему такой красивой и такой милой, как сейчас, с пышными волосами, волнами рассыпавшимися по плечам, и с выражением крайнего изумления на лице. Но тут что-то изменилось в ее лице, и она улыбнулась ему своей чудесной, своей необыкновенной улыбкой. Потом глаза ее снова закрылись, и она тихо прошептала его имя. Конор же вдруг подумал о том, что именно такой она запомнится ему, именно такой она будет возникать перед его глазами, когда они с ней расстанутся. И именно этот голос он будет слышать, лежа в постели бессонными ночами.
Не отрывая глаз от ее лица, он нащупал верхнюю пуговку платья, спрятанную под шелковой розочкой.
Дыхание Оливии участилось, и она, открыв глаза, прошептала:
– Вы не могли бы погасить свет?
Он молча покачал головой и расстегнул пуговку. Потом расстегнул следующую, затем – еще одну. Внезапно Оливия оттолкнула его и пробормотала:
– Ах, пожалуйста, погасите свет. – Она густо покраснела и отвернулась.
– Но почему? – Он склонился над ней и поцеловал ее шею. – Ты ведь, конечно, видела меня голым. Так что будет честно, если и я увижу тебя.
Оливия молчала, и он с улыбкой добавил:
– Дорогая, думаю, мне не удастся расстегнуть все эти крючочки в темноте. Кроме того, я действительно хочу видеть тебя, хочу смотреть на тебя. Позволь мне это.
Оливия ничего не ответила, и он поцеловал ее в ушко, затем принялся покрывать поцелуями ее шею.
– Так как же, дорогая? Ты позволишь?..
– Хорошо, – шепнула она, закрыв глаза. Шепнула так тихо, что он едва расслышал.
Конор немного отстранился и заглянул ей в лицо.
– Оливия, посмотри на меня.
Она медленно открыла глаза, и взгляды их встретились.
– Да, вот так. Смотри на меня. – Он взял Оливию за руку и прижал ее ладонь к своей груди. – Прикасайся ко мне и смотри на меня.
Она попыталась отдернуть руку, но он удержал ее. И держал до тех пор, пока не почувствовал, что ее сопротивление ослабло.
– Ах, Конор, я не знаю… Не знаю, чего вы от меня ждете, – пробормотала она в растерянности.
Он отпустил ее руку и широко раскинул свои.
– Что ж, делай что хочешь. Она опустила глаза и какое-то время молчала. Потом прижала обе ладони к его груди и коснулась губами его шрамов. Ее поцелуи были нежными и легкими, словно прикосновение крыльев бабочки. И тотчас же рухнули, как соломенные, все защитные барьеры, которые он создавал вокруг себя на протяжении своей жизни.
Оливия чувствовала, как при каждом ее поцелуе он вздрагивал, и невольно удивлялась: оказывается, она может это делать. Она ощущала биение его сердца, и ей казалось, что она даже слышит его гулкие удары.
– Довольно, дорогая, хватит… – простонал он, запуская пальцы в ее волосы. – Думаю, достаточно… пока.
Он провел ладонями по ее плечам и, запустив большие пальцы в вырез платья, спустил его до талии. В следующую секунду платье упало на пол, и Оливия переступила через него, а Конор отбросил ногой его в сторону. Когда же он взялся за нижнюю рубашку, она поняла, что от нее требуется, и подняла вверх руки. Конор стащил с нее рубашку и бросил на стоявший у кровати стул. Затем стал целовать ее плечи, одновременно расстегивая крючки корсета. Сняв в нее корсет, он снял и нижнюю юбку. Оливия же с каждым мгновением все больше волновалась. Она не хотела, чтобы он видел ее без одежды. Это слишком смущало, будоражило. Наверное, он видел многих обнаженных женщин, более хорошеньких, чем она, и ей не хотелось сравнений. Тихонько вздохнув, она зажмурилась.