Он крепко прижимает меня к своей груди, будто хочет слиться со мной, но мы уже, итак, слились, слиплись, проросли настолько крепко. Наша связь полностью сформирована. Это поняла и я, и он. Если я ее разорву, он может погибнуть.
– Кайла, я так скучал, – с надрывом говорит он.
– Джейл, – сквозь слезы повторяю я его имя, – я тоже, каждый день. Почему я тогда ушла от тебя? Прости меня, – я рыдаю, пропитывая его футболку своими слезами.
С этого дня Джейлу разрешили приходить ко мне в любое время. А мне можно было выходить на улицу с любым из бет, только не выходя за огражденную территорию медкорпуса.
Новая задачка с несколькими бетами привела Нойса просто в шок. Всегда такой собранный и сдержанный, он сначала впал в ступор, а потом начал чуть ли не бегать вокруг нас кругами, засыпая меня, папу и Джейла кучей вопросов. Теперь анализы брали и у папы, и у Джейла.
Спокойнее всех воспринял нашу связь мой отец, оказалось, что он подозревал и об этом.
Глава 26
К нашим утренним тренировкам присоединился Джейл. Он проводил со мной все свободное время, а так как занятия закончились, то уходил он от меня только на подготовку к олимпиаде и сон. Если бы ему разрешили, он бы и спал со мной.
Каждый день ко мне приводили кого-то нового. Сначала это были все эти ученые и доктора, которые все это время наблюдали за мной. Они относились ко мне, как к старой знакомой, и меня это напрягало. Как будто я участвовала в каком-то дешевом реалити.
Потом пустили Мэри, от которой было шума, как от стадиона футбольных фанатов. После чего Нойс попросил пускать ее не чаще одного раза в неделю.
Потом приходили преподаватели, тренера. Через месяц я могла полчаса гулять по территории всего городка, а еще через две недели прогулку увеличили до двух часов. Почти все студенты уехали по домам на каникулы, поэтому больше десяти человек рядом со мной не было никогда. За этим должен был следить Джейл, и он исправно следил.
Нойс и другие заумные дядьки, которые меня изучали, пришли к выводу, что моя связь с папой и с Джейл абсолютно независимы друг от друга. Что это им дает, мне пока не понятно.
С меня поснимали все маячки, про которые я ничего не знала. Зато надели на руку браслет, который считывал все мои жизненные показатели и отправлял куда-то к умным дядькам на компьютеры. На нем же была кнопка, которую я могла нажать, если почувствую, что теряю контроль. В браслете была спрятана доза лекарства, которым меня вырубили в той подворотне. При нажатии кнопки, лекарство тут же будет впрыснуто в кровь, и место моего нахождения будет разослано всем необходим. Кто такие необходимые, мне не пояснили.
Папа вернулся домой к маме, но обещал приехать к началу учебы. Я была против. Ведь на таком расстоянии я физически ощущала, как болезненно натягивалась наша связь, поэтому для него каждый день в разлуке со мной был разрушителен, а значит и для мамы.
Папа бы приехал раньше, к олимпиаде, но мне строго настрого запретили не только участвовать, но и посещать ее. Под страхом лишения меня всех моих свобод и отчисления из СОТ, я должна буду не покидать территорию медкорпуса на протяжении всех пяти дней, которые будет длиться олимпиада.
Так же территория будет закрыта на вход, потому что на олимпиаду приглашены журналисты. Значит, я буду снова в одиночестве и взаперти. Взамен мне обещали отдать мой телефон, чтобы я могла звонить родителям и друзьям, но конечно же без выхода в сеть. Новости внешнего мира так же были для меня под запретом.
Мы с Джейлом за те короткие прогулки, на которые меня пускали, нашли неподалеку скалистый обрыв с журчащей внизу речкой. Теперь мы прятались там каждый день, чем жутко злили Нойса.
Вот и сейчас я лежу на большом камне над самым обрывом. На мне лишь спортивный топ и короткие спортивные шорты. Кеды валяются где-то в траве. А я закинула руки за голову, и закрыв глаза, наслаждаюсь такими теплыми лучами солнца и журчанием воды в реке. Когда я так лежу, то представляю, что ничего в моей жизни не изменилось, что сейчас я открою глаза, встану и мы с Джейлом поедем ко мне домой, где папа и мама приготовили обед за заднем дворе нашего деревянного дома.
Чувствую, как Джейл смотрит на меня. Он теперь делает это только, когда я не вижу, или думает, что не вижу. Столько боли и разбитых надежд в этом его взгляде. Он столько лет меня ждал, строил планы, мечтал за нас двоих. И что получил? Он может только смотреть. Мне все-таки легче, я так давно смирилась, что не смогу быть с ним, что мое разочарование кажется мне чем-то привычным, но не менее болезненным.