Стоит моим ушам услышать это имя, и игра в «море волнуется раз» у меня внутри начинает новый раунд. Папа, и Нойс тут же это замечают.
Да и новость о дисциплинарном слушание добавляет масло в огонь. Я столько всего пережила за этот год, и если меня выгонят, это будет полным провалом.
– Вот как раз про это я и говорю, – мой доктор-друг тычет в меня указательным пальцем, не размыкая рук.
Я хмурюсь, но шторм внутри придерживаю.
– Сможешь ли ты себя контролировать? Что у вас опять произошло? Я думал в вашей паре настал мир и покой, – Нойс возвращает меня в совсем неприятные мысли и воспоминания, но в этот раз ни один мускул не дрогнул на моем лице.
– Скажем так. Мы поругались. Если долго на что-то закрываешь глаза, точнее в нашем случае открываешь, то рано или поздно мина замедленного действия должна рвануть. Так понятно? – я поднимаю свои брови максимально вверх, окидывая взглядом папу и Нойса. Не хочу вдаваться в подробности, а то меня опять понесет не туда.
Отец не пытался завести разговор о том, что случилось, поэтому я думаю, ему тоже интересно, что же произошло. Хотя скорее всего его уже просветил Джейл. И судя по выражению его лица, так оно и есть.
– Ну и как? Выяснили отношения? Ты сможешь завтра быть на дисциплинарном слушании? – Нойс смотрит на меня с явным недоверием.
Я, немного подумав, киваю.
– И еще одно, – альфа хмурится. – Если тебя отчислят, то ты не с можешь вернуться домой. Тебе придется вернуться в медкорпус. А на какой срок я не знаю.
От услышанного мы с папой подпрыгиваем на месте.
– Какого черта? – взрывается отец.
– Это уже не нам решать, и даже не руководству СОТ, а общему совету. И я так думаю, что решение будет зависит от того, сможем ли мы убедить их, что ты не опасна. А точнее, что ваша пара не опасна, – Нойс немного топчется на месте, а зачем добавляет. – Итан должен будет остаться с тобой.
Тут уже у меня заканчивается лимит терпения. Я вскидываю руки и спрыгиваю с кровати, начиная мерить пол палаты шагами. Затем останавливаюсь и делаю несколько глубоких вдохов.
– Об этом еще рано говорить. Мы с Итаном обо всем договоримся еще до слушания. Я вам обещаю, – пристально смотрю сначала на Нойса, а потом и на папу.
Мой бедный и измученный папа. Как же он постарел за этот год. Глаза потеряли былой блеск. И я каждую минуту с ним чувствую, как его пожирает чувство вины. Мне хочется кричать, что он ни в чем не виноват, что во всем этом дерьме виноват лишь один человек – Итан.
Сейчас я стою на распутье. Решение, которое с таким трудом я приняла три недели назад, было единственным, которое мне оставалось, но оно явно не решило все мои душевные терзания. С одной стороны, когда я рядом с Итаном, а особенно, когда наши тела сливаются во что-то цельное, все кажется таким правильным, таким естественным, но этого мне бесконечно мало.
Почему? Ну почему? Природа свела вместе двух таких разных людей?
Если отбросить все эти эмоции и чувства, которые возникают сами собой стоит нам оказаться в поле энергий друг друга, то что у нас общего? Вроде бы мы жили эти три недели в некоторой идиллии, и тут Нойс прав. И мне было комфортно рядом с ним, но стоило ему уехать сегодня, хотя наверное уже вчера, утром, то я поняла, как мне безумно не хватает простого человеческого общения. Но главное – я осознала, что на самом деле искренне привязалась к этому альфе, я скучала по нему, но взаимны ли мои чувства? Итан – самый молчаливый человек в целой вселенной. А если он и открывает рот, то это что-то ничего толком не значащие, тупо голые факты или просьбы. Единственным проявлением каких-либо чувств и эмоций, выраженное в слова, были его неуверенные извинения.
Наверное, проявлением чувств ко мне можно было назвать его прикосновения и поцелуи, но я не уверена, что это не тупо инстинкт, который движет им рядом со мной, та связь, которая плохо поддается контролю.
Поэтому я до конца не понимаю, что происходит между нами. И его вчерашние слова еще больше раскачали маятник сомнения внутри меня. Он в очередной раз дал понять, что владеет и распоряжается мной, что я лишь его собственность. Пришел, увидел, победил, присвоил.
Я все так же не готова мириться с такой позицией. И по-прежнему не могу до конца простить все его поступки.
Ну почему он такой придурок? Почему он не оказался милым парнем, с которым мы жили бы долго и счастливо?
Я все так же стою посреди комнаты без окон и понимаю, что мое молчание затянулось и немного пугает собравшихся.