– Это очень хорошее место, чтобы там рос ребенок, – тихо промолвил он.
У меня пролилось вино, и я без особого успеха пытался вытереть скатерть, пока не подошел официант.
– Прошу прощения. Мне не следовало так говорить?
– Нет, это всего лишь… – Я решил не развивать эту тему. – Ты испугал меня. – Оказывается, у Филипа с Джаредом были более серьезные настроения, чем я думал. Я старался не думать о себе как о дедушке. Как бы это могло произойти? Я же только-только вырастил сына.
Джаред улыбнулся:
– Из Фити получится хороший отец. Я пробормотал что-то вежливое.
Позже, уже приступив к еде, Робби Боланд наклонился ко мне:
– Надо словечком перемолвиться. – Он повернулся к Джареду:
– Это конфиденциально. Никому не надо пересказывать.
– Конечно, нет, дядя Роб. Я ждал.
Боланд понизил голос:
– Эта сучка Барнс… Вы уверены, что это было единственное гнилое яблоко среди ваших сотрудников?
Меня как ножом ударило:
– Мы всех перепроверили. Насколько нам известно…
– Сэр, здесь нужна абсолютная уверенность. Он полностью завладел моим вниманием:
– Роб, что тебе известно?
– Ничего. – Он скривился. – Это-то и смущает. Мне редко приходилось видеть столь тревожную политическую ситуацию. Если это законодательство пройдет, кто-то сильно выиграет, а кто-то проиграет. И кому-нибудь еще может взбрести в голову напасть на вас.
– Я тут мало что могу поделать. Кроме того, в Сенате нам сделают заворот. Мы вот-вот все потеряем.
– Да. – Он нахмурился. Джаред мягко промолвил:
– Я не занимаюсь политикой, но рос рядом с вами и дядей Робом…
– Ну? – Я надеялся, что не выдал раздражения.
– Почему бы вам просто не объявить, что у вас есть поддержка и за вас будут голосовать?
Я молча уставился на него. Он облизнул губы:
– То есть вы знаете, как в политике все льнут к победителям. Объявите, что вы заручились поддержкой достаточного количества сенаторов, чтобы провести свой закон. Это заставит и остальных проголосовать «за».
– Это будет ложью, – холодно промолвил я.
– Да ну, чушь собачья.
– Джаред! – стрельнул в него глазами Робби. – Это Генеральный секретарь Организации Объединенных Наций!
– Да, прошу прощения, но это не ложь, а военный маневр, – дерзко проговорил он.
– Я не на войне, Джаред.
– Да нет, на войне. На войне за сердца и души. За то, чтобы спасти саму Землю. И не говорите мне, что вы этого никогда не обещали. Кандидаты всегда на выборах клянутся повести избирателей вперед, даже когда тащат назад.
– Я никогда этим не занимался.
Губы Роба Боланда изогнулись в улыбке:
– У тебя никогда не было такой необходимости.
– И не будет. Я буду говорить правду, чего бы это мне ни стоило.
– Ну… – Джаред потеребил свою бородку. – А будет ли это ложью, если вы сделаете это искренне?
– Прошу прощения. – Чарли вцепился в мое плечо, когда я катился к дивану. – Я не так хорошо знаю эту гостиную. В кабинете я мог бы найти кресло и с повязкой на глазах – как сейчас. – Он нащупал обитый тканью подлокотник. – Ну вот, все в порядке. – Он осторожно сел. – Я не хотел доставлять неудобства своим…
– Не надо, – взмолился я. – Чарли, не извиняйся. Это мы во всем виноваты.
– Не виноваты, – неунывающим голосом сказал он. – Виноваты эти долбаные ублюдки экологисты. Ой… Прошу прощения за мой язык.
– Вздор. – Я шевельнул рукой, словно отмахнулся от этой мысли, забыв, что Чарли не может меня видеть.
– Хочу попросить тебя только об одной вещи. Поймай их.
– Большинство уже в наших руках, и остальных возьмем. – Я говорил с уверенностью, которой во мне не было. Я взял с подноса тоник, налил Витреку и вложил бокал в его руки. – Итак. Врачи сделают еще одну попытку?
– Они говорят, что через неделю или две. – Он пробежался пальцами по волосам. – На этот раз они подошли ближе к цели.
– Я чувствую ответственность. Если я могу чем-нибудь помочь…
– Они делают все возможное. – Он смущенно улыбнулся. – Это все ужасно, не так ли? У вас есть шрамы? – Он коснулся пальцами своего лица.
– Нет, сынок.
– Мне сделали косметическую операцию. Сейчас врачи ждут, чтобы узнать, будут глаза настоящими или искусственными. Но… – Долгая пауза.
– Да?
– Даже если трансплантанты приживутся, я не буду видеть достаточно хорошо для активной жизни. На корабль мне дорога будет закрыта. – Он выдавил из себя улыбку. – Если я вообще буду видеть. Скорее всего, я буду самым молодым гардемарином в списке отставников-пенсионеров.
Я поднял голову и воздел очи к Небесам. Господи, если у тебя есть хоть немного милосердия, хоть немного справедливости…
– Что ты будешь делать?
– Иногда размышляю об этом ночами. – Он рассмеялся. В голосе его звучала надежда. – Теперь у меня много ночей.
Мой роскошный обед перевернулся у меня в животе.
– О, Чарли. – Я подъехал к нему.
– Не надо меня жалеть, господин Генеральный секретарь. – Витрек мягко отстранился. – Такое иногда случается. Ваше положение ничуть не лучше. Мне так жаль, что они это с вами сделали.
– Я решаю эту проблему.
Буду решать. Пока Дженили не вылечит меня или я вообще со всем этим не покончу.
Некоторое время мы сидели в тишине.
– Забавная штука, – промолвил он наконец. – Если у человека нет глаз, он не может плакать.
Вечером я сидел у себя в гостиной, глядя на нежданного гостя.
– Ты что, сошел с ума?
– Полагаю, что нет, – холодно ответил Дерек Кэрр.
– Ты и так уже потерял неделю переговоров, когда я вызвал тебя из-за Майкла. Со мной все будет в порядке, к тому же, если Дженили и примет меня, до операции дело дойдет не сразу.
– Я организую совещание по голографическим сетям и через неделю вылечу для завершения переговоров. А сейчас хочу отправиться с вами.
Майкл с любопытством наблюдал за этой сценой. Арлина тоже.
– А не мне ли это решать?
– Только, когда вы закончите все дела в Лунаполисе.
Дерек скрестил руки на груди.
– Я очень ценю… – Я проглотил комок, застрявший у меня в горле. – Правда, в этом нет никакой необходимости.
– Скажите еще, что я собираюсь занять место Алекса.
– Он вряд ли бы стал…
– К черту все эти «вряд ли» и «не вряд ли»! – На несколько мгновений глаза Дерека налились яростью. – Не хочу больше этого слышать. Вы оскорбили меня.
Я украдкой взглянул на Майкла. Он не отрываясь смотрел на Дерека.
– Думаю, – проворчал я, – мы сможем найти место для еще одного человека.
Лицо Майкла расслабилось, и он глупо улыбнулся:
– Я и не надеюсь, что вам есть еще что мне рассказать.
– Есть кое-что.
– Прекращай все рассказы, – сказал я, – как только из его рта начнет вылетать что-то, кроме того, что подходит для женского монастыря.
Дерек вскинул брови:
– Майкл, ты что, доставлял мистеру Сифорту неприятности?
– Нет, сэр, не доставлял. То есть в последнее время не доставлял.
– Тогда пойдем со мной. Погуляем немного. – Он оторвал свое долговязое тело от дивана. – Я никогда тебе не рассказывал о тех временах, когда Алекс получал порку?
Той ночью мы с Арлиной медленно, осторожно занимались любовью. Нам словно было по шестнадцать лет, и это состоялось у нас в первый раз, в первый наш гардемаринский отпуск. Я ничего не умел, был неуверен в себе, и она мне помогала. Делала она это и сейчас. Было адом, когда не можешь послать ноги туда, куда хочешь, когда мускулы не отвечают на сигналы, а нервы посылают только случайные ощущения от того, что находится в паху.
В конце концов, получив полное удовлетворение, мы лежали в полудреме.
– Ник, ты знаешь, что я временно не могу иметь детей.
– Что? – вздрогнул я.
– Мы не так стары. Когда Майкл стал жить с нами… кажется, это тебя взбодрило.
– Я делаю это ради Алекса.
– И для себя самого. Ты взял под свое крыло ребят. Посмотри на Дэнила с Тэдом.
– Что ты хочешь этим сказать?
– Что не поздно завести еще одного ребенка.