Тыльной стороной руки она откинула со лба прядь черных жестких волос.
— Знаешь… — она оставила одеяло и села на песок на берегу. — Я боюсь. Если дядя узнает, что я с тобой разговариваю, он рассердится. У нас в семье никто не разговаривает с американцами. Только по делу.
— Да… — мальчик покачал головой. — Он у меня вчера во дворе шляпу так и не взял.
— Я видела. А теперь дядя еще больше рассердился. Всем американцам что-то заплатили, а нам ничего. Совсем ничего. Мы даже должны остались.
— Скотина этот Хьюз, — сказал Архи. — Самая большая скотина в этих местах… Я их тут всех знаю па сто километров кругом.
— Он говорит, что за столовую высчитал и за сарай. — Она вырвала травинку, пожевала ее и бросила в ручей.
— Столовая! — Архи презрительно сплюнул. — У меня в одном зубе дырка есть, — так весь обед проваливается в эту дырку, в живот ничего не попадает.
Девушка сдержанно улыбнулась.
Край намыленного одеяла сполз в ручей; от него в прозрачной воде расходилась клубящаяся муть.
— Архи!
— Что?
— Почему тебя зовут Архи? Это американское имя?
— Нет, — он дотронулся пальцем до своей щеки. — Видишь веснушки? Сколько их! Целый архипелаг. Вот ребята и стали звать меня Архипелагом, а потом Архи.
— А отчего бывают веснушки?
— От здоровья. Не веришь? Я такой здоровый, что могу неделю не есть. Только худею очень.
— А было так, что неделю ты ничего не ел?
Архи задумался.
— Неделю не было… А по три дня бывало. Я только арбузные корки ел. Собирал в городе на помойке.
— И у нас так было. Мы в эту весну очень голодали. У нас один маленький умер.
Справа из кустов вдруг вылетела, хлопая крыльями, серая птица и, мелькнув в светло-голубом небе, исчезла за деревьями.
— Утка! — воскликнул мальчик. — Вот бы ружье!
— Ну ладно. — Девушка встала. — Я буду стирать, А ты уходи. Вдруг дядя придет.
Мальчик тоже поднялся.
— Подожди, — сказал он. — Сколько вы еще будете здесь работать? Неделю?
— Нет. — Она оглянулась по сторонам. — Только ты никому не говори. Мы уйдем ночью. Сразу, как стемнеет.
— Ого! — Архи свистнул. — Вы только осторожнее, Хьюз вас будет преследовать. У него собака есть специально для погони. А потом еще приедет шериф и вас оштрафуют. Понимаешь, чем это кончится?
— Я не знаю, — сказала девушка. — Это всё дядя решил.
— Но и тут торчать нет смысла. Хьюз вас выгонит, когда кончится сбор урожая. Куда вы ни пойдете, всюду будут надписи: «Работы нет».
— И потом еще дожди, — сказала девушка. — Говорят, тут всё затопит. Мы тогда совсем пропадем.
— Дожди будут, — подтвердил мальчик.
Они постояли некоторое время молча.
— Знаешь что… — Архи сунул руки в карманы. — Хочешь, я вас провожу? Я тоже собираюсь уходить. Меня Хьюз вот-вот выгонит.
— Нет, что ты! — девушка испуганно отступила. — Я тебе говорю: дядя всех американцев ненавидит. Он с тобой и говорить не станет. Он лучше с голоду умрет, чем возьмет что-нибудь от американца.
— Ну ладно, — сказал мальчик огорченно. — Чудак он, твой дядя. Это же Хьюзу выгодно, чтобы мексиканцы были против нас… — Он протянул девушке руку. — Ну, прощай.
— Прощай, — сказала девушка. — Мы, наверное, больше не увидимся никогда.
— Наверное.
— Ты теперь так и будешь всё время один?
— Так и буду. Ну ничего. — Мальчик тряхнул волосами. — Я привык.
— Опять будешь жить в лагере безработных?
— Да. Скорее всего там. Только зимой там очень плохо. Холодно.
Мальчик перепрыгнул через ручей и остановился на другом берегу.
— Знаешь что?
— Ну!
— Если вы будете ночью уходить, не идите по дороге. Они на лошадях вас сразу догонят. Идите лесом и постарайтесь добраться до лагеря безработных. Если успеете уйти километров за двадцать, — ваше дело выиграно. Хьюз надолго ферму не оставит.
— Хорошо. Я объясню дяде. Скажу, что сама придумала.
— Ну прощай!
— Прощай.
Было около двух часов ночи, когда Хьюз стал будить Данни.
— Ты всё валяешься, — он стаскивал с вербовщика несвежую простыню. — Ты спишь, а птички улетели.
— Какие птички? Что ты несешь?
— Мексиканец удрал вместе со своим курятником..
— Что ты говоришь? — Данни сел на кровати. Сон с него слетел. — Не может быть!
— Вот тебе и «не может». У тебя он украл, выходит, долларов шестьдесят, если считать, что они еще две недели должны работать, а у меня все двести.
— Надо торопиться. — Данни поспешно натягивал брюки.
— Ничего, — сказал Хьюз, — одевайся пока… Майк седлает лошадей, а я пойду возьму собаку.