Автобус тяжело приседал на ухабах пригородного шоссе, — Кларенс и Люси жили за городской чертой, где квартиры были дешевле. Пассажиры, уставшие и сонные, уже не казались Кларенсу героями каких-то романтических историй, а просто обыкновенными людьми — участниками повседневной хлопотливой обычной сутолоки, которая называется жизнью.
Постепенно в нем поднималось какое-то раздражение против увиденного фильма. Он не мог понять, что ему там не нравится. Это дошло до него только когда они уже вышли из автобуса и Люси спросила его о том, когда будут хоронить Петро Каталони.
— Не знаю, — ответил Кларенс. — Еще неизвестно, кто его будет хоронить. Наверное, городское управление. У семьи, скорее всего, нет денег.
Он понял, что его раздражало в фильме. Смерть в картине не была настоящей смертью с овосковевшими руками, обострившимся лицом и едкими запахами дезинфицирующих веществ. Она вызывала не протест, а, наоборот, смех, веселье.
Всю дорогу до дома Кларенс продолжал думать об убитом. Он молчал и за чаем, пока Люси рассудительно не сказала ему:
— Но ведь ты сейчас ничего не можешь сделать, чтобы помочь ему или его семье?
— Нет, не могу.
— Ну тогда тебе не следует мучить себя этим.
— Пожалуй, верно.
Кларенс сходил в соседнюю комнату, поцеловал спящую Кэт и взял свой недочитанный роман.
— Почитаю еще минут десять.
Но Люси тиранически погасила свет.
Утром Кларенс отправился в порт. По дороге он купил утренний выпуск «Независимой» и на 18-й странице разыскал свою заметку. Докси добавил к ней еще две строчки о том, что газета заинтересована в наведении порядка в порту и командирует туда своего корреспондента.
В портовом участке полиции Кларенс прошел в комнату Мак-Графи. Сыщик небрежно кивнул репортеру:
— Что, продолжаете заниматься этим делом?
— Да, — сказал Кларенс. — А вы разве нет?
Мак-Графи пожал плечами.
— Это моя работа.
— Ну, что нового?
Мак-Графи задумался.
— Вот. Слушайте меня внимательно.
Он сел за стол, Кларенс устроился напротив него и приготовил свой блокнот.
— Есть сильные подозрения. Скорее всего преступник— итальянец-иммигрант Тонио Варци. В день убийства его видели в порту.
— Мне так и сообщить в свою газету?
— Так и сообщайте.
Теперь задумался Кларенс.
— А что дает вам основания предполагать, что убил именно он?
— Варци раньше работал в той же группе, а потом его уволили.
— Наверное, не один Варци работал в этой группе и не одного Варци уволили! Этого еще мало, по-моему, чтобы обвинять его в убийстве.
Мак-Графи поморщился.
— Послушайте, вы не старайтесь быть особенно умным.
— Я и не стараюсь.
— Помолчите, — перебил его Мак-Графи. — Дослушайте до конца, а потом начинайте рассуждать… Так вот, Варци на работе всегда ссорился с Каталони. Похоже на то, что они вместе приехали из Сицилии, и этот Варци был раньше влюблен в жену Каталони — Розиту.
— Но всего этого пока еще недостаточно.
— Я знаю. — Мак-Графи нетерпеливо кивнул. — Но вот что самое главное: Варци несколько раз клялся убить Каталони. И в день перед убийством, когда один из грузчиков встретил Варци в порту, тот сказал, что теперь Каталони несдобровать.
— Вот это уже другое дело. — Карандаш Кларенса бегал по бумаге. — Как фамилия того грузчика, которому Варци всё это говорил?
— Боер. Я вам могу дать его адрес.
Кларенс записал адрес Боера.
— И это еще не всё, — продолжал Мак-Графи. — Боер видел у Варци нож. Точно такой же, каким был убит Каталони.
— А откуда известно, каким ножом его убили?
— Нож у меня здесь. — Мак-Графи выдвинул ящик стола и протянул Кларенсу длинный нож с костяной рукояткой. — Я его нашел сегодня утром на причале в груде старых канатов. Варци его, наверное, хотел бросить в воду, но не докинул.
— А Варци арестован?
— Мы его разыскиваем. Есть подозрение, что он в ту же ночь уехал из города.
— А записка, которую нашли на трупе, здесь?
Мак-Графи вынул из того же ящика грязный клочок желтоватой бумаги. На нем торопливым размашистым почерком было написано карандашом по-итальянски: «Uendetta».