— В таких же рвах, точь-в-точь. Но там они поглубже, лес-то настоящий.
— Опиши аэродром.
— Это откуда они взлетают?
— Да.
Крестьянин огляделся.
— Не такой, как здесь.
Маньен вытащил блокнот. Крестьянин нарисовал аэродром.
— Очень узкий?
— Не широкий. Но солдаты работают днем и ночью. Расширяют.
— В каком направлении?
Крестьянин зажмурился, вытянул руку, как флюгер.
— Восточного ветра.
— Α-a… Тогда вот что: лес, он западнее аэродрома? Ты уверен?
— Будь спокоен.
Маньен посмотрел на ветроуказатель над оливковыми деревьями: сейчас ветер дует с запада. На маленьком поле самолеты должны взлетать против ветра. Если в Теруэле ветер тоже западный, в случае атаки эти самолеты должны были бы взлетать по ветру.
— Ты помнишь, откуда ветер дул вчера?
— С северо-запада. Говорили, будет дождь.
Значит, самолеты еще на месте, скорее всего. Если ветер не переменится, все пройдет как надо.
— Сколько там самолетов?
У крестьянина на лоб спадала прядь завитком, как у попугая. Он снова поднял указательный палец.
— Я-то — сам понимаешь, я про себя говорю — насчитал шесть маленьких. Ну и другие из наших приглядывались. Из них кто что говорит, но, самое малое, столько же больших. Самое малое. Может, и побольше.
Маньен подумал. Достал было карту, но, как он и предполагал, крестьянин не умел ее читать.
— Это не мое дело. Но ты возьмешь меня к себе в машину, и я тебе покажу. Честь по чести.
Маньену стало понятно, почему Гарсиа поручился за крестьянина.
— Ты уже летал в самолете?
— Нет.
— Не по себе не будет?
Крестьянин не очень понял.
— Боязно не будет?
Крестьянин подумал.
— Нет.
— Поле узнаешь?
— Я двадцать восемь лет прожил в этой деревне. И в городе работал. Ты мне найдешь Сарагосскую дорогу, я тебе найду поле. Будь спокоен.
Маньен отправил крестьянина в замок и снова позвонил в оперативное управление.
— Судя по всему, там у противника около десятка машин. Самое лучшее, конечно, было бы бомбить на рассвете; но завтра утром у меня будет два бомбардировщика и ни одного истребителя: все задействованы над Гвадалахарой. Район я знаю неплохо, на карту ставится многое. В это время погода там редко бывает ясной… Мое предложение: в пять утра звоню в Сарьон на метеостанцию, и если погода хоть сколько-то облачная, выйду в воздух.
— Полковник Варгас предоставляет вам право принять решение самостоятельно. Если вы выйдете в воздух, он придаст вам машину капитана Мороса. Кстати, учтите, возможно, в Сарьоне есть истребители прикрытия.
— Хорошо, спасибо… Да, вот что: ночной вылет — это превосходно, но на нашем аэродроме трасса не освещена. Есть у вас фары?
— Нет.
— Вы уверены?
— У меня весь день их требуют.
— А в министерстве?
— То же самое.
— Н-да… Может, есть автомашины?
— Все задействовано.
— Ладно. Попробую выкрутиться.
Он позвонил в военное министерство: тот же ответ.
Итак, нужно вылетать ночью с маленького неосвещенного аэродрома. Если поставить с трех сторон автомашины с включенными фарами, еще куда ни шло… Оставалось раздобыть машины.
Маньен взял свою и помчался сквозь наступившую темноту в комитет ближайшей деревни.
Помещение комитета находилось на первом этаже и было завалено всевозможными конфискованными предметами: тут были швейные машинки, картины, люстры, кровати, какая-то непонятная груда, из которой торчали рукоятки разных инструментов, и в свете ламп, стоявших на столе в глубине помещения, все это придавало ему вид аукционного зала, где аккуратно разложенные вещи всегда кажутся награбленными. Перед столом один за другим проходили крестьяне. Кто-то из членов комитета подошел к Маньену.
— Мне нужны машины, — сказал тот, пожав ему Руку.
Крестьянин безмолвно воздел руки к небу. Маньен хорошо знал этих деревенских комитетчиков: чаще всего пожилые, серьезные, ушлые (половину своего времени они тратили на то, чтобы защитить комитет от любителей погреть руки) и почти всегда дельные.
— Дело вот какое, — сказал Маньен, — мы оборудовали новое летное поле. У нас пока нет осветительной аппаратуры, то есть нет света для ночных взлетов и посадок. Есть только один выход: обозначить границы поля с помощью автомобильных фар. В управлении автомашин нет. В военном министерстве — тоже. У тебя машины есть. Вот и одолжил бы мне на нынешнюю ночь.
— Мне бы самому нужно дюжину, а у меня пять штук, из них три — малые грузовички. Одалживать-то нечего. Одну — еще куда ни шло…