В советских писателях Мальро увидел художников, которые «впервые за тысячелетия оказали доверие человеку». Подлинно революционное искусство заключалось для него тогда не в «подчинении» какой-либо доктрине, не в фотографировании фактов, а в «завоевании» культуры, в победе как над «подсознательным», так и над плоской «логикой». Искусство, говорил он, должно «помочь людям осознать величие, которое, не ведая того, они несут в себе».
В предисловии к роману об узниках нацистских лагерей «Годы презрения» (1935) Мальро так сформулировал свои итоговые размышления: «Индивид противостоит общности, но он ею питается.
И куда важнее знать, что именно его питает, чем то, чему он противостоит». Коммунизм, полагал автор, должен возвратить человеку его плодоносность. Индивидуализму, иссушающему художника, противопоставлялось «мужественное братство». Пафос романа формулировался так: «Трудно быть человеком. Но стать им легче, углубляя свою соборность, чем культивируя свою особость. Во всяком случае первая питает столь же сильно, как и вторая, то, благодаря чему человек есть человек, благодаря чему он себя же превосходит, созидает, творит, изобретает, благодаря чему постигает смысл своей жизни».
Братство немецких антифашистов в романе «Годы презрения» лежит в основании человеческого достоинства, но преодолевает трагизм «удела человеческого», экзистенциалистский абсурд и бессилие.
Осенью 1939 г., в первые дни второй мировой войны, Мальро идет рядовым в танковые войска. Раненый, он попадает в плен к немцам, но вскоре бежит на юг Франции. Горькие раздумья времен поражения и поиски новых ценностей легли в основу вышедших в нейтральной Швейцарии «Орешников Альтенбурга» — первой части задуманной книги «Борьба с ангелом» (2-я и 3-я части рукописи были уничтожены гестапо при обыске в парижской квартире писателя). В 1944 г. Мальро командует крупным партизанским соединением в маки Корреза. Снова раненый, он оказывается в руках у гитлеровцев. Чудом избежав казни, он освобожден из тулузской тюрьмы наступающими частями Сопротивления. В сентябре 1944 г. он сформировал бригаду «Эльзас-Лотарингия», во главе которой дошел до Нюрнберга. «Как и многие в пору Сопротивления, я вступил в брак с Францией», — напишет он позднее.
В послевоенные годы, отдалившись от коммунистов, Мальро становится другом и соратником генерала де Голля, с которым он связывает надежду на возрождение Франции; в 1945–1946 гг. он — министр информации, а в 1956–1969 гг. — министр культуры. Теперь Мальро ратует за национальное самосознание и сосредоточивает свои интересы на культурном строительстве. Философскому осмыслению роли искусства посвящены в послевоенное время пространные эссе писателя: «Психология искусства» (1947–1949), «Голоса безмолвия» (1951), «Воображаемый музей мировой скульптуры» (1952–1954), «Метаморфоза богов» (1957–1977) и «Бренный человек и литературы» (1977). Искусство для Мальро выступает теперь как «анти-Судьба». Это самая высокая из человеческих возможностей — та, что позволяет человеку превзойти самого себя, прийти без насилия над человеческой природой, в неустанном творчестве к единению с родом человеческим. Бренной человеческой участи поздний Мальро противопоставляет и героизм действия, и напряжение ищущей мысли, и разгадки великих тайн бытия.
В 1967 г. Мальро опубликовал первый том воспоминаний с несколько агрессивным названием «Антимемуары». В них причудливо переплетаются подлинные факты и художественный вымысел, вопрошающие раздумья писателя и его беседы с видными политическими деятелями современности. Не меньшим своеобразием были отмечены и следующие книги, составившие второй том воспоминаний Мальро «Веревка и мыши» (1976). В последние месяцы жизни Мальро соединил оба тома в гигантский мемуарно-эссеистический цикл «Зеркало лимба».
Мальро, мемуарист и знаток искусства, совершает полет, подчас слишком головокружительный, над веками и цивилизациями.
И вместе с тем он продолжает размышлять: что могут люди, живущие современностью, каковы их физические и умственные возможности, на что способны их воля и знания? Он думает о том, какой ответ может дать жизнь непредсказуемому ныне развитию мира, истории — «первой цивилизации, способной завоевать всю землю, но не способной создать ни собственных храмов, ни гробниц».