Словно подслушав Надеждины мысли, Эдуард Фридрихович произнес со светской улыбочкой:
— Я, я, натюрлих, их бин отказаться от намерение кушать вас. Я буду кушать фройляйн Аннет Сергефна. — И, плотоядно облизнувшись, не без сожаления добавил: — Хотя вы есть много аппетитнее…
— А ее-то за что? — удивилась Надя. И тут же догадалась: — А-а, так это она вас…
— Ну конешно! — радостно подхватил Херклафф. — И по заказу майн либе фреуде херр мошенник Путьята!
— Ну вот его бы и кушали, — невпопад заметила Надя.
— Может быть, может быть, — загадочно промолвил Херклафф. — Ах, да-да, фройляйн, если што, фсегда готов услушить.
С этими словами он извлек из кармана и вручил Наде визитную карточку, а сам, сделав энергичное движение рукой, обратился в столб дыма, из которого вылетел коршун. Резко взмыв, он исчез в небе, оставив Чаликову перед кучей мусора с окровавленным кинжалом в одной руке и визиткой людоеда в другой.
Акуня проснулась поздно — голова гудела, а минувший день вспоминался очень смутно. С трудом выкарабкавшись из постели и кое-как одевшись, она крикнула:
— Князь, ты где?
Однако вместо супруга в спальне появилась горничная Маша:
— Князь уехал в градоправление. Каково почивала, Евдокия Даниловна?
— Выпить бы чего, — морщась от головной боли, пробурчала княгиня.
— Ну, это дело верное, — понимающе заулыбалась Маша. — С непривычки-то, ясно дело, головка побаливает…
Заметим, что в своих наблюдениях Маша была права лишь отчасти — голова у княгини трещала действительно с непривычки, но не к хмельному зелью как таковому, а к наливкам, которыми ее накануне потчевал супруг. Употребляя пойло, которое под названием водки или вина подавалось в кабачках и прочих веселых заведениях Бельской слободки, Акуня знала, что ей хватает одной чарки. Но зато вишневая наливочка показалась ей столь вкусной и как бы не «бьющей в голову», что она совсем утратила бдительность, а к чему это в конечном счете привело, мы уже знаем.
— А идемте, сударыня, в гостиную, — Маша подхватила княгиню под руку и ненавязчиво повела к двери, — там уже и завтрак готов, а что выпить, так уж этого добра у нас и вовсе навалом…
После маленькой чарочки все той же наливки головная боль утихла, зато воспоминания о вчерашнем встали перед княгиней, что называется, воочию.
— Послушай, девонька, забыла, как тебя зовут…
— Маша, — несколько удивленно ответила горничная. Раньше Евдокия Даниловна никогда не забывала ее имени. Впрочем, раньше она и наливку не употребляла.
— Да ты присаживайся, Маша, в ногах правды нет, — пригласила княгиня.
— Ну что вы, Евдокия Даниловна, как можно! — изумилась Маша.
— Да садись, тебе говорят! — прикрикнула хозяйка. — А то жмесся, будто… — И тут княгиня выдала такое словечко, что Маша густо покраснела и как подкошенная упала на стул напротив Евдокии Даниловны.
— Ну, вот это другое дело. Я с тобой, Маша, хотела кое о чем потолковать. Давай для почина тяпнем по чарочке!
— Нет-нет, сударыня, и не предлагайте, — наотрез отказалась Маша. — Я девушка порядочная и непьющая!
— Так я, значит, девушка пьющая и непорядочная? — не без горечи рассмеялась княгиня. — Ты это хотела сказать?
— Ну что вы, Евдокия Даниловна, — совсем смешалась бедная Маша, — просто ваше дело барское, а нам пить никак нельзя…
— Да ладно уж, не хочешь пить — и не надо. — Евдокия Даниловна схватилась было за кувшинчик, но отчего-то передумала и поставила его на место. — Хоть наше дело и барское, да и в питии меру надо знать. А вчера я, кажется, малость перестаралась.
— Да уж, Евдокия Даниловна, было дело, — пришлось подтвердить Маше.
— А ты не напомнишь мне, что вчера происходило? — с чуть наигранной небрежностью попросила княгиня.
— Да ничего особенного, Евдокия Даниловна, — тоже как бы в шутку отвечала Маша. — Это если не считать того, что к нам в гости собственнолично пожаловал Государь Путята, а вы его… — Маша замолкла, не решаясь договорить.
— Вот блин, так это и вправду был царь! — взвыла княгиня. — Ой, пропала моя головушка!
— И князь то же самое утром говорил, — зачастила Маша. — Дескать, отведут меня прямо из градоправления да в темницу, а ежели, говорит, не вернусь, то лихом не поминай. А главное, говорит, хозяюшку береги. Потому как люблю ее, такую-сякую, ни на что не смотря!
— Так и сказал? — удивилась княгиня.
— Да, именно так и сказал. Впервые я от него такое услыхала…
На это хозяйке ответить было нечего — ведь не могла же Акуня знать, признавался ли князь Длиннорукий за годы совместной жизни в любви своей законной супруге Евдокии Даниловне, или нет.