— Откуда они узнали, что мы чужеземцы? — отдышавшись, проговорила Надежда. — Мы же и одеты, как они, и говорим вроде бы так же. Ну, почти так же.
Василия беспокоило другое — отчего вдруг возникла такая агрессивность в самых обычных, в сущности, людях? Доселе ничего подобного он в Царь-Городе не наблюдал.
Улица, на которой они оказались, была одной из главных торговых улиц Кислоярской столицы. Обычно в разгар дня здесь работали все лавки и толпился самый разношерстный люд, но теперь почти никого не было, а торговцы стремительно убирали товар и закрывали лавочки.
— Скажите, почтеннейший, что случилось? — вежливо обратилась Надежда к торговцу хлебом и баранками, который запирал огромный замок на дверях своей лавчонки.
Торговец зачем-то оглянулся, а затем, понизив голос, нехотя ответил:
— Говорят, нашего Государя, того… Ну, вы понимаете.
— Не очень, — честно призналась Надя.
— Съели, что ли? — как бы в шутку подсказал Чумичка.
— Вот именно, — шепотом ответил хлеботорговец, в душе радуясь, что страшное слово вместо него произнес кто-то другой.
— Кто вам такое сказал? — удивленно спросил Дубов.
— Все говорят. — Торговец повернул ключ и, подергав замок, поспешил прочь.
Надя с сомнением поглядела на Чумичку:
— С чего ты взял, что царя съели?
— Идемте скорее, — не ответив на вопрос, пробурчал колдун. — Сами видите, что кругом творится.
не удержалась Чаликова процитировать строчки из песни Беранже в переводе В.С. Курочкина.
До Чумичкиного дома они добрались без приключений, но у Надежды все время было такое ощущение, будто сгущаются тучи и надвигается гроза, даже буря. И это несмотря на то, что погода стояла почти безоблачная, а с неба светило яркое солнце.
Василий отметил, что «приличной» публики на улицах становилось все меньше, зато двери и даже ставни на многих домах были наглухо закрыты, а немногочисленные прохожие явно стремились поскорее оказаться дома или хоть в каком-то укрытии. Зато чуть не на каждом углу зловеще торчали группы «лихих молодцев», среди которых попадались и девицы не менее лихого вида, готовые в любой миг затеять какие угодно беспорядки.
Сопоставляя факты, Чаликова легко могла убедиться, что слухи о съедении царя соответствуют действительности по меньшей мере с девяностопроцентной вероятностью. Казалось бы, произошло то, к чему Надя стремилась, но отчего-то ее это совсем не радовало.
Рыжий ходил взад-вперед по приемной царского терема, будто хищник по клетке.
— Ну, что нового? — резко остановился он, заметив, что в приемную вошел чернобородый дьяк.
Вид у дьяка был столь же безрадостный, как у новоназначенного градоначальника:
— Ничего хорошего. Народу перед теремом человек сто с лишком, а половина охраны сбежала.
— Ну а что бояре, что главы приказов?
— Только что вернулся нарочный, — уныло ответил дьяк. — Всех объехал, и в приказах побывал, и на дому — ни одного не застал.
— Будто крысы с корабля… — вполголоса проговорил Рыжий. — А вы-то чего ждете? Я бы на вашем месте давно бы уже отсюда слинял, пока не поздно.
— А вы? — отрывисто переспросил дьяк.
— А я останусь.
— Ну и я останусь.
Рыжий вновь стал мерить приемную шагами, потом резко встал, как вкопанный.
— Скажите, вино у вас тут есть?
— Есть, как не быть, — чуть удивился чернобородый. — И вино есть, и наливка, и пенник. Чего предпочтете?
— На ваш вкус, — Рыжий присел за «секретарский» стол и принялся бездумно перебирать указы, ходатайства и верительные грамоты.
Дьяк скрылся в глубинах терема и очень скоро вернулся, неся поднос с кувшином, чаркой и солеными огурцами на тарелке. Расставив все это на столе, он налил пол-чарки:
— Вишневая наливка сгодится?
— Сгодится, сгодится, — вздохнул Рыжий. — А сами-то?
— Нет-нет, я не употребляю, — стал отнекиваться дьяк.
— Вы хотите, чтобы я один пил, будто горький пьяница? — с горечью усмехнулся Рыжий.
Вместо ответа дьяк сбегал за второй чаркой и налил себе — чуть-чуть, на донышке.
— Ну, поехали, — провозгласил Рыжий. — Уважаемый… Кстати, сколько с вами знаком — и даже имени вашего не знаю. А наливка хороша-а! Вот Наденька Чаликова зовет вас очень уважительно — дворецкий Бэрримор.
— Звучит внушительно, — дьяк пригубил наливки и закусил огурчиком. — А что это, простите, означает?