Но и сборы самого необходимого заняли не так уж мало времени, и, проезжая по городу, княжеская чета могла воочию наблюдать плоды зловредного брожения умов: и опустевшие улицы, и запертые среди бела дня ряды лавок, и кучки подозрительных людей, с явной враждебностью поглядывающих на аляповатую длинноруковскую карету.
Еще более неприятная неожиданность ждала их на выезде из Царь-Города. Несмотря на то, что Ново-Мангазейские ворота обслуживала целая дюжина стрельцов, не считая чиновников Податного приказа, на сей раз там столпилось чуть не полсотни карет и повозок — состоятельные горожане предпочли переждать смутные времена в загородных усадьбах или на постоялых дворах Новой Мангазеи.
Князь прикинул — ожидание своего череда могло затянуться чуть не до вечера. Поэтому он, недолго думая, выбрался из кареты и решительно направился к воротам.
— Я — градоначальник князь Длиннорукий, — заявил он, надеясь, что весть о его новом назначении досюда еще не дошла. — Извольте пропустить меня немедля, вне очереди!
Молодой стрелец посмотрел на князя чуть свысока — для него градоначальник никаким начальством не был, ибо привратная служба подчинялась совсем другому ведомству. К тому же до Ново-Мангазейских ворот уже дошли слухи о съедении царя, и стрельцы прекрасно понимали, отчего столько людей, и отнюдь не самых бедных, разом рванули прочь из столицы. Естественно, таким случаем грех было бы не воспользоваться, и привратники чуть не в открытую намекали выезжающим, что во избежание задержки неплохо бы заплатить. Выезжающие и сами это прекрасно понимали, так что многие стрельцы и чиновники, оказавшиеся в этот день на службе, значительно повысили свое благосостояние.
Конечно, стрелец, к которому обратился Длиннорукий, не прочь был бы в одиночку «навариться» на столь высокопоставленном государственном муже, но князь, похоже, решил добиться преимуществ, не залезая в мошну. А вымогать взятку у самого князя Длиннорукого охранник все же поостерегся — не вышло бы потом себе дороже. Поэтому он позвал непосредственное начальство — старшего стрельца. Это был уже немолодой человек с хитрым проницательным взглядом.
В отличие от своего подчиненного, он отнесся к князю с самым искренним уважением и желанием помочь — но больше на словах, чем на деле:
— Понимаете, дорогой князь, я бы со всем моим удовольствием пропустил вас и без очереди, и даже безо всякого досмотра, но вы же знаете — таков порядок. Я слыхивал, будто вы сами в градоправлении никакого непорядка не терпите, и всегда своим ребятам говорю: «Вот с кого вам, оболтусам, пример надобно брать!..»
Князь уже понял, что именно от него требуется, и в общем-то даже готов был «дать на лапу» кому угодно, лишь бы поскорее выбраться из города, которым до вчерашнего дня безраздельно правил. Но увидев, что ему, светлейшему князю Длиннорукому, перечат самым наглым образом, он, что называется, «уперся рогами».
— А вот это вы видели? — князь, будто козырного туза, извлек из-за пазухи верительную грамоту.
— Примите мои поздравления, — с еле скрытой издевкой произнес старший стрелец. — Значит, вы отныне будете управлять Царь-Городом из Ливонии?
Позеленев в лице, князь полез было в карман за кошельком, но вздрогнул, услышав за спиной резкий пронзительный голос:
— Что такое? Почему не едем?
Обернувшись, князь увидел супругу. Когда Евдокии Даниловне наскучило ждать, она отправилась следом за мужем. Сходу «въехав» в суть происходящего, княгиня тут же обратила все красноречие на старшего стрельца:
— Да ты что, козел безрогий, шутки тут шутить, блин, вздумал? Тебе в нос твой поганый суют грамоту, самим царем-батюшкой подписанную, а ты кочевряжисся, будто дерьмо в проруби! Да ежели ты сей же миг не пропустишь нас, так я до самого Государя дойду, он тебя, шмакодявку позорную, не токмо со службы выпрет, а с потрохами съест!
Услыхав такое из уст женщины, известной набожностью и незлобивым нравом, старший охранник даже лишился дара речи — к счастью, ненадолго. А едва обретя его, крикнул подчиненным:
— Пропустите князя и княгиню Длинноруких! И немедля!
Вскоре лошади уже несли княжескую карету по наезженной Мангазейской дороге, а княгиня выговаривала супругу:
— Ну какого беса ты стал с ними «заедаться»? Знаешь ведь, что начальство всегда право!
С этим князь не спорил — такого правила он и сам неукоснительно придерживался, исполняя должность градоначальника.