— Это что, тюрьма? — предположила Надя. — И люди какие-то не такие, ну, более интеллигентные, что ли.
— Тайный приказ, — мельком глянув в кристалл, определил Чумичка.
— А-а, так это же моя знакомая, боярыня Новосельская! — приглядевшись к женщине с факелом, воскликнула Чаликова.
— Здесь, в этом доме, гнусная власть творила свои черные дела, — «толкала» боярыня Лукерья Кузьминишна зажигательную речь. — В его недрах исчезали лучшие люди нашего народа, соль земли Кислоярской. Подлые властители Тайного приказа наводили страх на наш народ — и где они теперь? Едва исчез их главарь, они разбежались, будто мерзкие тараканы!
— Главарь — это кто? — не понял Василий.
— Известно кто, — ответила Надя. — Тот, которого съели…
— Так снесем же с лица земли сие прогнившее средоточие тайного сыска! — провозгласила Новосельская и отошла в сторонку, предоставляя действовать своим соратникам. Несколько мужичков взошли на добротное каменное крыльцо и стали высаживать дверь, обитую железом. Но дверь не поддавалась.
— Да уж, это вам не те громилы, что зорили градоуправление, — заметил Дубов.
— Похоже, что они здешние, ну, что-то вроде наших диссидентов, — сказала Чаликова.
Тем временем боярыня отодвинула тщедушных «диссидентов» в сторону и сама примерилась к приказной двери. Одно движение могучим плечом — и дверь ввалилась внутрь, а следом за нею и сама Новосельская. Встав и отряхнув платье, Лукерья Кузьминишна крикнула: «Вперед, за общее дело!» и, размахивая факелом, ворвалась в здание. Вскоре из окон вылетели языки пламени и повалил дым — это горели многочисленные бумаги Тайного приказа, доносы, записи допросов и признаний под пытками. И хоть кристалл мог передавать только изображение и немного звук, Надежде показалось, что она ощутила явственный запах смрада.
Когда дым рассеялся, грань кристалла начала показывать «репортаж» совсем из другой части Царь-Города — с той улицы, где накануне Дубов вовсю гулял с боярином Андреем, князем Святославским, веселыми скоморохами и «Нашими», то бишь юными путятинцами, идущими вместе за боярином Павловским.
Но на сей раз там гуляла совсем другая публика. И хотя на первый взгляд толпа была обычной вольницей, объединенной одною целью — пограбить, пока можно, — Василий подумал, что у нее есть некий «дирижер», очень умело держащийся где-то в тени. Иначе трудно было бы объяснить, почему людской поток, миновав дома боярина Андрея и князя Святославского, безошибочно устремился в терем бывшего градоначальника. Но на сей раз невидимый «телеоператор» не ограничился показом дома с внешней стороны, а следом за грабителями проник в терем. Нечего и говорить, что первым делом они набросились на запасы водки и наливок, коих в доме Длиннорукого оказалось великое множество, а естественную нужду справляли в дорогие вазы и кувшины, а то и прямо на пол.
— Я где-то читала, что когда в октябре семнадцатого большевики заняли Зимний, они начали с того же самого, — заметила Надя.
Но миг спустя ей стало уже не до смеха — изображение переместилось в покои княгини, где два пьяных негодяя пытались завалить на постель молодую девушку.
Чумичка молча щелкнул пальцами, и насильники замертво свалились на пол, а Маша, выскочив в окно, убежала по знакомым ей тропинкам хозяйского сада. И очень вовремя — часть толпы уже высыпала в сад, попутно разбив в гостиной окна с разноцветными стеклышками. Но красота длинноруковского сада, многие годы поддерживаемая и множимая стараниями Евдокии Даниловны, вызвала у толпы прямо-таки животную злобу — поскорее все уничтожить или хотя бы испохабить.
— И ради этого быдла, ради этих пьяных скотов погибают лучшие люди? — не выдержала Надя. — Да пусть они захлебнутся в собственном дерьме — я и пальцем не двину! Будь проклят тот день, когда я впервые сюда попала!!!
Дубов и Чумичка терпеливо слушали — они понимали, что Надежда сама не очень понимает, что говорит, но после всего, что с ней сегодня произошло, ей просто необходимо было «разрядиться».
А кристалл тем временем показывал очередной сюжет — погром ново-ютландского подворья. И хоть обитатели подворья, в отличие от многих коренных царь-городцев, никуда не сбежали и даже пытались сопротивляться, но их рыцарские шпаги и меткие луки явно уступали оружию противника — дубинкам, булыжникам и железным ломам.
Поминки по убиенному Государю продолжались прямо в его рабочей горнице, более того — в непосредственной близости от останков покойного. Отличаясь чисто тевтонской аккуратностью, господин Херклафф не только тщательно обглодал каждую косточку, но и красиво сложил их на лежанке в углу комнаты. Поначалу вид царских костей несколько смущал пирующих, и они, случайно бросив туда взор, поспешно отводили глаза, но вскоре привыкли и воспринимали такое соседство как нечто само собой разумеющееся.