— Кстати ведь, и кузница теперь стоит не там, где раньше, — продолжал Патапий Иваныч. — Я ж говорю — давно это было.
— Как — не там, где раньше? — удивился Василий. — А где же?
— Ну, то отдельный сказ, — охотно откликнулся Патапий Иваныч. — Подкова долгие годы висела в кузнице, ржой покрылась, и как-то раз кузнец, это уж был внук того, при котором подкова появилась, снял ее с двери и отдал жене, чтобы почистила. А как раз в тот вечер случилась гроза, в кузницу ударила молния и все спалила. Потом уж ее построили заново на другом месте, подкову опять прибили над дверью и с тех пор никогда не снимают — от греха подальше.
— Выходит, что нынешняя кузница — совсем не та, что при вашем прадеде? — подытожил Дубов. — А где же тогда старая стояла?
— Старая-то где? — призадумался хозяин. — Да вот здесь же и стояла, где теперь наш огород. К тому времени, как гроза приключилась, деревня-то разрослась, и в соседних избах непокой был от грохота в кузнице. Тогда и решили поставить новую на нынешнем месте, от деревни подальше, а к большой дороге поближе.
— Значит, на вашем огороде… — как бы про себя проговорил Дубов. — И в каком месте — вы не помните?
Патапий Иваныч махнул рукой вглубь огорода, где за кучей навоза виднелись остатки какого-то строения.
— И неужто вы даже не пытались его откопать? — чуть не возмутился Василий.
— Кого — его? — не понял Патапий Иваныч.
— Ну, клад, или что там этот проезжий боярин спрятал.
Ответ Патапия Иваныча несколько удивил, даже озадачил Дубова и его спутников:
— А зачем? Никогда не слыхивал, чтобы чужое добро кому-то счастье приносило. Да и какой прок огород зорить?
— Да-да, вы, конечно, правы, — пришлось согласиться детективу. — Но как бы вы отнеслись к такому предложению, если бы мы… Ну, в общем, попросили вас, почтеннейший Патапий Иваныч, чтобы вы разрешили нам покопаться у вас в огороде? А ущерб мы компен… то есть возместим сторицей.
Василий ждал, что Патапий Иваныч тут же откажет ему и даже погонит прочь со двора, но тот отнесся к предложению очень спокойно:
— Что ж, чему быть, тому не миновать. Копайте, коли есть охота. Но прежде спросите Илью — он теперь за хозяина, без него нельзя.
— Ну, тогда мы пошли в кузницу, — поспешно, будто опасаясь, что Патапий Иваныч передумает, сказал Дубов.
— А я, пожалуй, тут останусь, — предложил Васятка. — Осмотрю то место, где кузня стояла. Может, чего надумаю. — И он скрылся за развалинами кузницы.
Едва Дубов и дон Альфонсо покинули двор Патапия Иваныча, на их место заступила странная парочка: изящная белокурая дама в темном платье и невзрачного вида господин в латаном кафтане со следами грязи на коленках. Он семенил следом за дамой и лепетал:
— Анна Сергеевна, что вы делаете? Нам же никак нельзя засвечиваться!
— Чушь собачья! — презрительно отвечала Анна Сергеевна. — С вашей конспирацией, чтоб ее, мы добьемся одного — что все сокровища пролетят к дьяволу!
— Осторожность никогда не помешает, — возразил Каширский.
— Какая, к бесу, осторожность! — вспылила Анна Сергеевна. — Если бы я слушалась ваших идиотских советов, то до сих пор находилась бы… Впрочем, неважно где. Ну все, хватит булдеть, ближе к делу. Я буду наезжать на этого старого хрена, а вы давайте ему ваши установки — чтобы не жался и отвечал с полной откровенностью. А остальное — не ваша забота!
— Как скажете, Анна Сергеевна, — не стал спорить Каширский. — Ну что ж, приступим?
— Приступим, — процедила Анна Сергеевна. И обратилась к Патапию Иванычу: — Эй ты, старичок, что ты там делаешь?
— Что делаю? Да так, огород перекапываю, — совершенно спокойно ответил Патапий Иваныч.
— Чего встал, остолоп? Иди сюда! — злобно прикрикнула Глухарева.
— Анна Сергеевна, ну зачем вы так? — шепотом возопил Каширский. — С простым народом надо иначе. Покажите, что вы их уважаете…
— А не сходили бы вы, сударь, куда подальше? — ледяным голосом отчеканила Анна Сергеевна. — Народ — быдло, а говорить с ними по-человечески — все равно что унижаться до уровня этого сыскаря Дубова!
— Ну, как знаете, — сдался Каширский, — но я снимаю с себя всякую ответственность за последствия.
— А чего еще от вас ждать, — презрительно бросила Глухарева и вновь обратилась к Патапию Иванычу. — Скажи мне, любезнейший, что тебя спрашивали эти мерзавцы?
— О чем ты, барыня? — то ли сделав вид, что не расслышал, то ли и впрямь не расслышав, переспросил Патапий Иваныч.
— Да ты что, старый хрыч, смеешься надо мной?! — вспылила Глухарева. — Или отвечай, или пожалеешь! Я шутить не буду…