— Какой же я вам друг, если вы даже не хотите назвать свое имя! — не выдержал Каширский.
— Как, неужели я не представился? — удивился господин. — Извините, профессиональная привычка. А зовут меня Лаврентий Иваныч.
— Очень приятно, — буркнул Каширский, которому это имя ни о чем не говорило.
Пройдя еще несколько необжитых помещений, Лаврентий Иваныч ввел своего подопечного в обширную залу с побеленными потолками и рядами лавок вдоль стен.
— Немного подождите, вас пригласят, — с этими словами Лаврентий Иваныч усадил Каширского на одну из лавок, а сам скрылся за высокой дверью, расположенной прямо напротив той, через которую они вошли.
Каширский огляделся, но единственным светлым (вернее, темным) пятном во всем помещении была Анна Сергеевна Глухарева, сидевшая неподалеку, небрежно закинув ногу за ногу.
— Анна Сергеевна, где я? — спросил Каширский, подсев поближе к своей сообщнице.
— Там же, где и я, — неприязненно ответила Глухарева. — В приемной шефа.
— Какого шефа? — поначалу не понял Каширский. — А-а, самого! И за что же такая честь?
И вправду — Каширский и Анна Сергеевна ни разу не видели Путяты с тех пор, когда на прорицательном сеансе чародей Херклафф предсказал князю Путяте царство, Глухаревой кучу навоза, а Каширскому — «каталашку».
Cтав царем, Путята не снисходил до того, чтобы лично отдавать указания столь сомнительным личностям, как Анна Сергеевна и Каширский — связь с ними держал некто Глеб Святославович. Правда, Каширского иногда посещали смутные подозрения, что «заказы» Глеба Святославовича порою исходят не от Путяты, или, точнее, не совсем от него. Но «человек науки» предпочитал в эти мысли не углубляться — их с Анной Сергеевной вполне устраивало, что Глеб Святославович и его начальство не только прилично оплачивают работу, но и служат им надежной «крышей». Или, вернее, служили таковою до нынешнего утра…
Судя по доносящимся из-за дверей приглушенным голосам, царь в это время беседовал с заморскими послами. Того, что говорил Государь, почти не было слышно, зато голос посланника, похожий на воронье карканье, доносился очень четко и гулким эхом отдавался под высоким потолком:
— Мы прибыли, дабы передать послание Ливонского герцога, который с некоторым запозданием имеет честь поздравить Ваше Величество со вступлением на законный престол. Несмотря на то, что наши страны находятся не близко одна от второй, отношения между нашими государствами были самые дружественные. И наше правительство не сомневается, что теперь деловые и торговые связи будут развиться еще лучше, чем прежде…
А вскоре через приемную проследовали и сами послы. Впереди с важностью нес себя главный посланник — сухощавый господин с длинными седыми волосами и эспаньолкой, одетый в роскошный камзол, украшенный огромной брошью, искрящейся бриллиантами и изумрудами.
— У Шпака магнитофон, у посла — медальон, — как бы в шутку сказал Каширский, заметив, с каким вожделением взирает Глухарева на посольские драгоценности. В ответ на это Анна Сергеевна довольно злобным голосом привела другую цитату из «Ивана Васильевича»:
— А царь-то ненастоящий!
Но тут из тех же дверей появился чернобородый человек в кафтане царского дьяка:
— Господа, милости просим, Государь вас ждет.
Государь ожидал гостей, сидя на престоле в окружении нескольких придворных, в числе которых был и Лаврентий Иваныч. При виде Глухаревой и Каширского Путята довольно резво спрыгнул с трона и засеменил им навстречу, вызвав выражение непритворного ужаса в очах чернобородого дьяка, вынужденного сносить столь «нецарственное» поведение царя.
— Здравствуйте, здравствуйте, дорогие друзья мои, — говорил меж тем Путята, дружески обнимая Каширского и лобызая ручку Анне Сергеевне. — Вы и представить не можете, как мне неловко, что вас так по-глупому задержали на входе в город. Как всегда — никто ничего не знает и все друг на друга кивают. А сам за всеми не уследишь. Пожалуйста, господин Каширский, примите мои самые искренние извинения!
— Да ну что вы, Государь, какие пустяки, — великодушно отвечал Каширский, уже прикидывая в уме, не настал ли подходящий случай замолвить словечко за конфискованное имущество.
Меж тем Путята продолжал:
— Право же, господа, не держите зла на наших простодушных привратников — они ж никак не могли знать, что вы возвращаетесь из Загородного Терема, где вели пара… пала… паларельные поиски сокровищ царя Степана. — Путята даже рассмеялся, хотя и чуть натужно. — Вот Лаврентий Иваныч битый час втолковывал господам привратникам, что вы вовсе не пытались похитить чужое добро, а несли его, дабы передать в царскую казну!