Заметим, однако, что такая привязанность к старым вещам и к старым модам отнюдь не мешала Серапионычу идти в ногу со временем — Надя многократно в этом убеждалась, когда речь заходила и о современном искусстве, и об общественной жизни, и даже об Интернете.
Когда Серапионыч привел гостей в свою квартиру на четвертом этаже дома старой постройки, Надежда убедилась, что и здесь никаких существенных перемен за двадцать лет не произошло — обстановка была такая же, как и раньше, разве что на комоде вместо десяти слоников стояли только девять: не хватало десятого, которого Чаликова привезла доктору в позапрошлом году из командировки в Кот д'Ивуар и который, в отличие от прочих, был сделан не из фарфора, а из самой настоящей слоновой кости. (Так, во всяком случае, уверял торговец на базаре, уступивший ей этот симпатичный сувенир за полтора доллара).
В целом же квартира Серапионыча и тогда, и теперь производила куда более благоприятное впечатление, чем его рабочий кабинет — было видно, что доктор старается держать ее в порядке, хотя и чувствовалось отсутствие заботливой хозяйки.
Приведя гостей к себе домой, Серапионыч решил их напоить чаем (в стенном шкафу обнаружился початый чайный пакетик № 36), но вот с закуской было сложнее — в холодильнике лежали только банка кабачковой икры и несколько «Завтраков туриста». Зато в хлебнице оказалась едва начатая буханка черного хлеба за 14 копеек.
Лишь когда они уселись за кухонный столик, Надя обратила внимание на странное молчание Васятки. «Ну еще бы — попал совсем в чужой мир, — сочувственно подумала Надя, — а мы, вместо того чтобы помочь ему освоиться, сами ничего понять не можем».
— Видишь ли, Васятка, дело какое, — начала Надя, — мы должны были пройти между столбами и попасть в свой мир. В свою страну. Но произошло нечто необъяснимое, и мы оказались не совсем там. То есть не то чтобы не совсем там, а не совсем тогда…
Почувствовав, что несколько запуталась, Надя глянула на доктора, который сосредоточенно резал хлеб тонкими кусочками.
— Да не нужно объяснять, я все понял, — разомкнул уста Васятка. — Мы попали в вашу страну, только на два десятилетия раньше. И вот я думаю — отчего такое произошло?
— Провал во времени, — предположил Серапионыч. И, припомнив некогда столь почитываемую им советскую научную фантастику, мечтательно добавил: — Ну там, аннигиляция времени и пространства, сдвиг в нуль-транспортации, нарушилась связь времен…
— Нет-нет, я о другом, — продолжал Васятка, терпеливо выслушав доктора. — Ведь вы же несколько раз проходили между столбов, но всегда попадали в одно и то же место и время.
— Ну, так, — кивнула Чаликова, еще не понимая, к чему клонит Васятка.
— И я так думаю, что это не случайность, — уверенно заявил Васятка. Подув на горячий чай, он осторожно сделал несколько глотков. — Отчего такое произошло именно сегодня? Почему мы попали именно на двадцать лет назад, а не на десять, пятнадцать или все сто?
— А ведь верно! — Серапионыч откусил кусок хлеба. — Как говорил поэт, если звезды зажигают, значит, это кому-то нужно.
— Но кому и зачем? — тихо промолвила Чаликова.
— Мне кажется, кому-то понадобилось отправить вас в ваше прошлое, — продолжал Васятка. — Однако это произошло как раз в то время, когда мы переходили из «нашего» в «ваш» мир. Значит, и здесь существует какая-то связь…
— А-а, кажется, до меня начинает доходить! — воскликнула Надежда. — Мы должны вспомнить во-первых, всех, кто бывал и в том, и в другом мире, и во-вторых, что они делали в начале — середине восьмидесятых годов. Только таким путем у нас есть шанс нащупать хоть какую-то ниточку к разгадке.
— Хорошо бы так, — с сомнением вздохнул доктор. — Но вообще-то попробовать можно. В таком случае начать следует с тех, кто участвовал в предыдущих походах «за городище». — Серапионыч извлек «золотую ручку» и стал записывать прямо на полях «Кислоярской газеты»: — Дубов, вы, я, майор Селезень, баронесса Хелен фон Ачкасофф. Еще кто-то?
— Еще Иван Покровский, — вспомнила Надя.