Дима засмеялся: – Я сам себе завидую, что у меня такая жена! Ладно, не задерживайся и аккуратней за рулём.
Погода отличная, настроение после общения с ребятами тоже приподнятое, быстрее бы уж мои из Москвы приехали, так хочется обнять их всех! И вообще нужно срочно собраться всем на шашлыки, а то лето пролетит, а мы все в делах, не умеем мы правильно распределять своё время, а жизнь то проходит!
Через двадцать минут я подъехала к больнице. В регистратуре мне сказали, что лечащий врач Нади Хохловой освободится через полчаса. Я поднялась на третий этаж, в ожидании врача решила купить себе в автомате что-нибудь попить, и тут я увидела у окна девочку, которая, сидя на подоконнике, с грустью смотрела в окно. На вид ей было не больше семи лет, худенькая, особенно бросались в глаза её тоненькие ручки и пальчики с обгрызенными ногтями. Подоконники в больнице были широкими, она сидела, обхватив ноги. У меня сердце заныло, глядя на ребёнка, который был так одинок, я сразу поняла, что это и есть Надя Хохлова. Я понимала, что без разрешения врача, у меня нет права разговаривать с девочкой, но очень хотелось сделать для неё что-нибудь – я купила пирожное и сок и с улыбкой подошла к ней.
– Привет! Упасть не боишься с подоконника? Я к врачу пришла Фурсову Владимиру Алексеевичу, а его нет, вот решила перекусить, может составишь мне компанию? Меня тётя Таня зовут, а тебя как?
Девочка подняла на меня глаза, в них было столько боли и безразличия к окружающему миру, что я растерялась и чуть ли не впервые в жизни, не знала, как дальше продолжать разговор. Она посмотрела на меня и с видимым безразличием опять отвернулась к окну.
– Ну ладно, раз не хочешь разговаривать не буду тебе мешать, но пирожные с соком возьми, они очень вкусные. Я положила рядом с ней одноразовую тарелку с пирожными и поставила сок, а сама пошла к кабинету врача. Что такое пережила эта маленькая девочка? Взгляд у неё, как у очень взрослого, уставшего от жизни человека. Впрочем, если подумать, то фактически на её глазах сгорели родители, какими бы они не были, но ведь других она не знала, а потом разлука с сестрой. Пока я размышляла, пришёл врач. Это был мужчина где-то за сорок, высокий и на первый взгляд очень серьёзный. В больнице не просто работать, там, где боль и страдания нужно иметь стальные нервы. Он внимательно посмотрел на меня:
– Вы ко мне?
– Да, Владимир Алексеевич, к Вам.
– Проходите, присаживайтесь, я Вас слушаю, у меня не так много времени, через полчаса у меня консилиум по поводу одной больной.
– Хорошо, постараюсь долго Вас не задерживать. Я из детективного агентства, мы расследуем гибель родителей Нади Хохловой, я с ней хотела бы поговорить, дело в том, что их смерть судя по всему не была случайной, а она девочка уже не маленькая, может быть она что-то видела? Что поможет нам в расследовании.
Фурсов внимательно на меня посмотрел:
– А с каких это пор, у нас этими вопросами занимаются детективные агентства, а не полиция? Насколько я знаю, Ваши услуги должен кто-то оплачивать? И потом смерть фактически бомжей никогда особенно не интересовала даже наши правоохранительные органы, а тут вдруг целое детективное агентство.
– Я понимаю, выглядит это несколько странно, Вы правы. Мой муж бывший сотрудник полиции, после увольнения открыл детективное агентство, но связь с друзьями он поддерживает, иногда они обращаются к нему с просьбой помочь им в расследовании незначительных дел, таких, как это. За короткий промежуток времени, по разным причинам погибли родители таких семей, как Хохловы, в общей сложности осталось 13 детей сирот. Мы сейчас проверяем и остальные случаи, но в данной ситуации, смерть Хохловых точно не была случайной. Поэтому мне очень хотелось бы поговорить с девочкой.
Владимир Алексеевич несколько минут помолчал, потом встал и подошёл к окну:
– У Вас есть дети?
Для меня этот вопрос оказался несколько неожиданным: – Да, у меня сын, но уже взрослый.
– Понимаете Татьяна Анатольевна, я больше двадцати лет работаю врачом, сами понимаете много видел боли и горя в стенах больницы, и кажется, давно уже перестал принимать каждый случай близко к сердцу, как- то научился с этим жить, но случай с этой девочкой особенный. Она поступила к нам почти месяц назад, и я ещё до сих пор не могу прийти в себя, то, что пережил этот ребёнок за свои неполных девять лет, не под силу вынести даже взрослому человеку. Она ещё не готова к общению с кем-либо. Наш психолог потихоньку пытается наладить с ней контакт, но это не факт, что у него что-то получится. Она молчит, и просто с безразличным взглядом сидит или лежит, принимает лекарства. Я, наверное, сейчас скажу страшные слова, но я бы не хотел, чтобы Вы искали, того, кто причастен к смерти её родителей.