– Лезь давай!
Нет.
– Лезь!
Он закинул меня на чердак. Я слышала, как хрустнула кость. Такой же звук рождается при поедании чипсов. Я не решалась закричать. Мне было так больно. И так страшно. И одиноко. Я умирала.
Я оглянулась, дыхание участилось, сердце билось о рёбра с сумасшедшей скоростью.
Но Алекс давно меня отпустил. Мы уже были на чердаке. Оба. И рука у меня не болела.
Я быстро успокоилась, вздохнула и взглянула на Алекса. Он был обеспокоен, но молчал, будто знал, что не должен спрашивать. Будто знал, что я всё равно ему не отвечу.
На чердаке было удивительно чисто. Лишних предметов не наблюдалось. Здесь было уютно. Два мягких кресла и столик, лампа и стопка книг. Рядом пара сложенных пледов. Сквозь два витражных окна пробивались разноцветные лучики, делая комнату загадочной. Волшебной.
– Оттуда видно закат, – Алекс указал на левое окно, – Но нам в другую сторону.
Я в замешательстве последовала за ним. Молча.
– Я много лет сюда не приходил, – говорил Алекс. Не знаю, хочу ли я слушать. Но похоже, у меня нет выбора. – Я перестал любить рассветы, – но любил, – Да и закаты больше не приносят радости, – но приносили.
– Зачем ты мне рассказываешь?
Он остановился. Он был здесь со мной. И далеко от меня.
– Потому что, ты захочешь знать.
Ах, вот как.
Алекс подошёл к правому витражному окошку и толкнул его. За окном оказалась небольшая площадка. Небо взрывалось красками. Красное Солнце выглядывало из–за горизонта и приветствовало нас дружелюбным светом. Алекс вылез туда, я за ним. Он сел, скрестив ноги, и я тоже. Он долго молчал, я повторяла за ним. Он начал говорить, когда я оказалась готова слушать. Я смотрела на его лицо и на то, как в его глазах отражается рассвет. Я пыталась понять его.
– Когда мне было десять… Шесть назад, в доме напротив жила семья. Хорошая семья. Они выглядели счастливыми. Не знаю, были ли они такими на самом деле, но я никогда и не пытался узнать. Они мне нравились, и я не хотел лезть к ним. У них была дочь. Она была очень похожа на маму. Она была такой–же…
В его глазах потухли рассветные лучи. Он посмотрел на меня, но, кажется, меня он так и не увидел.
– У неё были такие–же волосы и глаза…
– Что значит, такие–же? – я знала, что это значит. Но это пугало меня.
Алекс отвернулся.
– Ты похожа на неё. Точь–в–точь. Только выглядишь старше.
– Точь–в–точь?
Вместо ответов в моей голове зарождалось всё больше вопросов, как бывает всегда, когда пытаешься что–то узнать.
– Да. Как похожи друг на друга близнецы.
Я выдохнула. Я чуть было не заплакала. А вдруг… Я же совсем не помню свою семью. Ну может же так случиться…
Алекс вытащил из кармана фото. И протянул мне. Я боюсь. Мне так чертовски страшно. А вдруг она действительно…
Он вложил в мою руку зеркало. И тогда я посмотрела на неё. И я смотрела на неё. Смотрела так, словно боялась, что она исчезнет, словно она – самое прекрасное на Земле создание. Так оно и было. Я посмотрела в зеркало. Такая–же. Она такая–же, как я.
– Где она? Алекс, где она? – это истерика или паника, или что–то в этом роде.
– Её нет.
– Что значит нет?! Где она? ГДЕ ОНА, АЛЕКС?
– Умерла. Пять лет назад.
– Нет. Нет.
Мои переживания разом рухнули на пол и со звоном разбились. Нет.
– Мне очень жаль, – сказали мы в унисон и переглянулись. Мне было так больно. Словно меня окунули в лаву. Я удивлялась, что не теряю сознание.
– Я любил её. Она была единственной, кого я любил, а ты так на неё похожа. Теперь я не могу найти себе места, меня будто преследует призрак, эхо моих чувств. А знаешь, что самое страшное? Я всё ещё люблю её. И думаю, что теперь я полюблю и тебя тоже. Но ты моя сестра. И я зол на себя, на тебя, на своих родителей и на всю грёбаную Вселенную за то, что ты не осталась в детском доме. Потому что, когда ты появилась здесь со своим печеньем, я думал, что сошёл с ума, а потом понял, что могу всё исправить. И всё рухнуло на следующий же день. Мы семья.
Я не смогла больше выносить его боль. Я отвернулась. Рассветные краски превратились в бесконечную бирюзу.