Я огляделась. Впервые, с тех пор, как вышла из дома. Я судорожно осматривала улицу, искала глазами то, за что можно было зацепится. Есть.
– Дом. Маленький красный домик. Тут повсюду многоэтажки, а этот частный.
Рома бросил трубку. Я убрала телефон от уха и с недоумением на него посмотрела. Есть много причин, объяснений и оправданий. Он не хочет нянчиться со мной.
Телефон выпал из рук, пальцы запутались в волосах. Я тяжело дышала, не позволяя себе расплакаться. Совсем мямлей стала! Что со мной случилось!? В детском доме я была гораздо сильнее! И, что это вообще за истерика? Я всё–таки сошла с ума.
Я подскочила на ноги и обхватила себя руками. Подняла телефон, несмотря на то, что он упал прямо в лужу. Детский дом всё же научил меня кое–чему. Волосы мокрыми, холодными волнами свисали по обеим сторонам от лица. Я подняла голову и взглянула на красный дом. И застыла.
На пороге стоял Рома и огладывал улицу. Я уже собиралась уйти, но наши взгляды встретились, и он, не задумываясь, кинулся ко мне. Пока я размышляла, стоит ли мне подождать или пойти на встречу, Рома уже обнял меня за плечи и молча повёл в дом. Я давно не чувствовала себя более защищённой. Когда мы переступили порог дома, я споткнулась и начала падать, но он меня поймал и притянул к груди.
– Господи, Надежда, что случилось?
Я не могла говорить. Я чувствовала на теле его руки. На лице взволнованный взгляд. В груди нежный трепет. Я не могла вымолвить ни слова.
Рома нахмурился, но по его губам успела проскочить лёгкая ухмылка. Что он разглядел в моих глазах?
– Тебе надо переодеться.
Я не отреагировала. Он посадил меня в кресло и ушёл на второй этаж. Внезапно мне стало так холодно, что от кончиков пальцев рук до самых коленок проскочила молниеносная дрожь. Я поёжилась и встала. Не хватало ещё кресло намочить.
Рома вернулся в новой футболке и со стопкой одежды в руках. Я благодарно улыбнулась и осмотрелась. Он указал на дверь в ванную и подошёл к дивану, продолжая молчать.
Я переоделась в гигантскую майку, гигантские штаны и собрала волосы, чтобы они не мочили одежду. Все мои вещи отправились на сушку, включая синие кеды. Когда я вышла в гостиную, Рома выключил телевизор и пригласил меня сесть рядом с ним. Я так и сделала.
– Прости, я не хотела пугать тебя и причинять неудобства. Я…
Меня накрыло тягостное молчание, как тёплое одеяло в самый разгар жары.
– Что случилось? Алекс?
Как точно он определил это. Как чётко он прочитал мои прозрачные мысли.
– Нет, – соврала я, – Дело не в нём.
– Тогда в чём? – он мне не поверил.
Я обняла свои колени и уставилась в пол. Раз я здесь, мне придётся что–то сказать, хочу я или не хочу.
– Я ничего не помню.
Чёлка заслонила пол лица Ромы, так что, я не смогла разобрать, о чём он думает. Он откинул её в сторону и серьёзно на меня посмотрел.
– О моих родителях. Настоящих, – как больно режет это слово, казалось бы, за столько лет… – Я не помню свою семью. Совсем. В одиннадцать лет я попала в аварию, мне сказали, что родители не выжили. Мне авария оставила на память милый шрамик. Я совсем не помню своё детство. Иногда в памяти вскакивают сцены из прошлого, но я не могу разобрать лиц и имён. И… обычно… эти воспоминания ужасны. Отец избивал меня. Часто. Мама не пыталась его остановить. Они не любили меня. Не хотели детей.
Я всхлипнула, не успев взять себя в руки. В висках стучало, в окно барабанил дождь, словно пытался добраться до меня, успокоить меня. Я запутала пальцы в мокрых волосах.
– Вчера Алекс… рассказал мне кое–что. Точнее показал, – Рома резко выдохнул, будто говорил: «Я так и знал!», будто разозлился. На меня или на Алекса? – Фото. Раньше напротив нашего дома жила девушка. Рыжая. С зелёными глазами и веснушками. Точь–в–точь как я. Копия. И я подумала, раз я не могу вспомнить свою семью, могло ли быть такое, что… могло ли так случиться, что у меня была сестра близнец.
Я выдохнула. Чувства превратились в слова и хлынули из груди на свободу. Меня заполнило облегчение.
Рома долго молчал. Он точно знал, я рассказала не всё, но по какой–то неведомой причине не стал на меня давить.
Я скрестила ноги и уставилась на него. Пока он думал, я рассматривала его тело. Ноги и руки чрезмерно длинные. Волосы не уложены, но выглядят так, будто так задумывалась причёска. Чёлка обрамляет лицо только с одной стороны, но иногда падает на глаза, поэтому он наклоняет голову так, чтобы волосы не спадали на лицо. Я вглядываюсь в его черты. Его губы, нос, даже его подбородок хранят в себе какую–то тайну. Его историю. Отпечаток прошлого. Он не выглядит задумчивым. Скорее грустным. Очень грустным. Взгляд скрывает много чувств, много знаний. Создаётся такое впечатление, будто он знает всё на свете, будто он раскрыл истинный смысл проживания на этой земле. И он опечален. Разочарован. Да, в нём ещё горит огонь, он жаждет приключений, я вижу в нём стремление к чему–то новому, любопытному. Но за этим огнём скрывается такая боль, такое горе, что становится трудно дышать. И я не знаю, хочу ли я понять, что с ним произошло. Хочу ли я узнать, какие воспоминания привели к тому, что его глаза на тысячу лет старше его тела.