– Не знаю, – прошептала я и пригладила волосы, – Не знаю.
Рома выключил телевизор и взял мои руки в свои.
– Надежда, – мягко сказал он, – Расскажи.
Я могла бы покачать головой или пожать плечами и промолчать, или просто встать и уйти. Но мной обуяло такое странное чувство, словно Рома – единственный человек, который действительно хочет выслушать и понять. Который не притворяется, что ему интересно. И, если я не скажу ему, то уже никому не смогу рассказать.
– Мне снилось детство. Опять, – нос и глаза жгло от слёз, сердце разрывалось на части от обиды, – Но проблема в том, что я не знаю, правда ли это или всего лишь плод моего воображения. Я не знаю, придумала ли я своё детство или вспомнила. И это сводит меня с ума.
Я уткнулась носом в его грудь и снова окунулась в воспоминания про Новый Год. Самые лучшие дни в детском доме. Именно во время зимних праздников люди вспоминают, что в них нуждаются такие брошенки, как я. Они приносят ёлку и мандарины. И много конфет. Такие праздники делают тётушку более снисходительной. В Новый Год никто не убирается и не печёт печенье. Дом наполняют звуки детского смеха и рождественских песен. А душу – тоска по родителям.
Я притянула Рому за рубашку и поцеловала в шею.
– Эти сны – всё, что у меня есть. Иногда мне кажется, что и этого чересчур много. Я ещё не вспомнила ни одного хорошего момента.
Он молчал. Его грудь поднималась и опускалась, утягивая меня за собой. Я судорожно выдохнула, не решаясь на него взглянуть.
– Идём спать, – прошептал Рома мне в волосы, – Уже поздно.
Я кивнула. И продолжала кивать, пока он тянул меня к лестнице. Мне вспомнился наш разговор и плохого настроения как не бывало.
– Значит ни один из нас не будет спать этой ночью ни на диване, ни на полу?
В глазах Ромы разгорался огонь. Он посмотрел на меня, ухмыляясь, и весело закивал.
Я сделала серьёзный вид, но грудь продолжала трепетать от смеха. Я провела ладонью по груди Ромы и склонилась к его уху.
– Может у тебя есть ещё одна свободная кровать?
Он отрицательно покачал головой и сплёл свои пальцы с моими.
– Возможно, мне лучше будет вернуться домой, раз у тебя нет свободного места.
– Всё дело в том, – сказал Рома и впился в меня взглядом, – Что у меня слишком много свободного места.
Он перекинул меня через плечо, а я весело визжала, пока он нёс меня на второй этаж. Я не успела моргнуть, как оказалась прижата к кровати её бессовестным хозяином. Я мало что понимала в таких делах, но я кожей ощущала его терпение. Он вёл себя сдержанно, хотя явно хотел большего. Он выказывал мне своё уважение.
Да, мы были вплотную друг к другу прижаты.
Да, я чувствовала на себе его горячее дыхание.
Да, от желания его тело – да и моё, раз уж на то пошло – пылало.
Но Рома не делал ничего, что могло бы вызвать неприязнь, не лапал, не лез с излишней напористостью. Он не выходил за рамки. Поэтому… И по многим другим причинам… Я захотела снести эти чёртовы рамки и позволить ему всё.
Неуверенно приблизившись к нему, я легонько дотронулась губами до его уха. И прошептала:
– Что ты делаешь?
Нервный смешок.
– Без понятия, – я встретила его серьёзный взгляд и вздрогнула от напряжения, – Надежда... – прошептал он. И повалился на спину рядом со мной. Я резко выдохнула, жутко огорчённая его поступком. – Надежда… – повторил он, но уже совсем по–другому. Я не смогла уловить его интонацию.
Рома замолчал. Сверчки за окном пели нам свою бесконечную песню. А в душе было так тихо и спокойно, что я боялась пошевелиться, чтобы всё не испортить.
Время шло, а я всё никак не могла заснуть. Рома тоже. Мы пялились в потолок в безуспешной попытке понять, что с нами происходит.
Я подумала про Алекса, и мне вдруг стало страшно неловко. Я даже не смогла найти причину этому чувству. Просто до ужаса странно быть рядом с Ромой и думать о Ване. Он этого не заслуживает.
– Ты часто читаешь? – вдруг спросила я.