– Ничего, – сквозь зубы говорю я, – Я постираю.
Мила с понимающей улыбкой возвращается к столу и уже оттуда одними губами произносит слово:
– Слабачка.
Я хмурюсь и сжимаю челюсти так, что зубы начинают скрипеть. Она ещё заплатит за то, что натворила!
Шрам зудит и жжётся, будто желает оторваться от тела и самостоятельно наказать обидчицу.
Приходится взять себя в руки и сесть за стол. Никто не покидает столовую, пока не будет дан звонок об окончании ужина. Все сидят за круглым, подкошенным на бок столом с лаковым покрытием, от которого давно остались только блестящие коричневые пятна. Я сижу ровно. Отросший ноготь по привычке отдирает рыхлые кусочки лака. Я смотрю прямо перед собой, и одновременно вижу и не вижу худых ребятишек с огромными глазами, которые так и твердят: «Я голодный. Я хочу к маме. Мне страшно. Я буду делать всё, чтобы избежать наказаний». Я не замечаю этого шёпота вокруг. Я не слышу тех, кто называет меня странной. Некоторые говорят, что я сумасшедшая, но я не обращаю внимания. Я не вижу, как ко мне подходит Влад. Я не чувствую его руку на своём костлявом плече. Я не ощущаю запах его пота и не хочу слышать его голос. Но я слышу.
– Эй, – шепчет он, – Ты в порядке?
Я медленно киваю, продолжая сидеть без движения. Влад аккуратно подсаживается рядом, и я чувствую бедром его тепло.
– Я знаю, что Мила та ещё штучка, но, думаешь, она заслуживает твоей ненависти?
А заслуживает ли?
Я смотрю на Влада. У него грубая кожа, карие глаза и тонкие губы. Слишком широкий лоб на мой взгляд, но он мой единственный друг в этой дыре с пропахшими мерзостью телами. Он не знает про мою боль. Я снова осматриваю комнату. Тут не так уж и много детей. Всего двадцать пять с хвостиком. Хвостик – совсем маленькая кроха Ксюша. Ей всего три годика. Родители оставили её здесь, когда она с трудом выговаривала букву «р». У неё и сейчас это плохо получается.
Не говоря ни слова, я встаю из–за стола и направляюсь к двери.
– Звонка ещё не было! – кричит Влад, но я и не тороплюсь.
Осторожно скольжу пальцами по ржавой дверной ручке.
5.
Я хочу выйти отсюда.
4.
Мне нужно немного одиночества.
3.
Я сейчас потеряю сознание.
2.
Мне больше не вытерпеть.
1.
Я открываю дверь…
Скрип петель сопровождается пронзающим, душераздирающим, разрывающим уши звонком, оповещающим об окончании ужина. Я вздыхаю и с ровной спиной шагаю в общую спальню.
У меня есть всего пять минут прежде чем в комнату ввалится свора девчонок и мальчишек. Я ложусь на свою холодную кровать и свешиваюсь с неё вниз головой. Я всегда сплю на животе. Боль в спине не даёт уснуть. В животе урчит. Наверное, нужно было съесть это злосчастное варево. Я закрываю глаза и мне кажется, что мир кружится. Четыре минуты. Дверь открывается и мне приходится встать, чтобы разглядеть вошедшего. Большие чёрные глаза недоверчиво меня осматривают. Худые руки трясутся, когда она протягивает мне тарелку с остывшей массой, которую мы называем овсянкой. Ксюша пришла, чтобы дать мне немного еды.
– Наверное, ты всё ещё хочешь есть. Я принесла кашу, – с трудом выговаривает она.
– Ксю, я не голодна...
– Конечно не голодна! Ты наверняка воруешь тётушкино печенье, – звучит новый голос.
Во мне просыпается гнев и разочарование одновременно. Так случается всегда, когда я вижу Милу.
– Ну мы то знаем, что первая воровка у нас ты, – злобно выплёвываю я, – Думаешь, я не видела, как на прошлой неделе ты прятала под подушку заколку Алины, которую она, кстати, ищет до сих пор!
– По крайней мере я не подлизываюсь к покупателям. Я им печенье, они мне деньги. Всё по закону.