– Да. Ты же не занята?
– Ну, я хотела заняться домашним заданием…
– Так ведь и жизнь пройдёт!
– … но, оно может подождать меня до вечера, правда? Работа не волк…
– В лес не убежит. Знаю, знаю… Давай, собирайся, заучка.
– Ничего я не…
Но я снова воспользовалась волшебной красной кнопкой.
Ну, чтож… Пришло время самого тяжёлого испытания… Кристина…
Ух, как страшно то!
– Алло…
– Кристина! Привет, я тебя не разбудила?
– Нет, я только что встала. Представляешь, мама решила, что её настроение важнее, чем мой сон! Она включила своё долбанное радио на полную катушку! Я чуть с ума не сошла!
– Да, понимаю.
– Она ещё наорала на меня, когда я его выключила! Вот ведь утречко выдалось! Чего звонила–то? Будет пьянка?
– Ну, не то чтобы пьянка… Мы собрались пройтись по магазинам.
– А, скука смертная. Ну ладно, считай, что я в деле. Как никак, это лучше, чем весь день провести рядом с разгневанным родителем.
– Как пожелаешь, моя госпожа. Мы ждём тебя в торговом центре.
– Есть капитан! Что мне надеть?
– Что–нибудь тёплое и ветронепроницаемое. На улице такой мороз. Никто не хочет заболеть в Новый Год.
– Вас понял, капитан! Будет сделано! Когда начинать?
– Когда будет удобно, рядовой.
– Приказ принят, сэр! Иду выполнять, сэр!
– Давай уже. Пьянчужка.
– Тоже мне, паинька нашлась!
Со спокойным сердцем я положила телефон на кровать рядом со мной и откинулась спиной туда же, сжав зубы, чтобы не завыть. Зима – трудный период для моего шрама. Он ноет, покалывает, словно жаждет отделиться от моей кожи. Нет ничего ужаснее этой боли, и нет ничего противней, чем терпеть её. Заставляю себя встать и пойти в ванную. Зеркало на всю стену раздражает меня. Но уже не так сильно, как полгода назад. Я изменилась. Еда и безделье сделали своё дело. Я поправилась. Ноги перестали быть похожими на две длинные палки, а рёбра перестали выпирать лесенкой. Мне нравится моя новая внешность. Волосы от хороших шампуней перестали выглядеть, как мочалка, стали блестящими и приятными на ощупь. Приглаживаю их, наслаждаясь новоприобретённой мягкостью. Физически, я готова отправляться в путь, психологически – хочется вылезти на улицу через окно второго этажа и убежать в лес. Покупка подарков – ещё один шаг к возвращению в Ад.
Я закрыла глаза, глубоко вздохнула и сделала этот шаг.
И меня наполнило ощущение столь двоякое и неправильное, что меня пронзила дрожь. В моих венах словно пульсировала жизнь. Но я так устала от этой пульсации. Так устала от этой жизни.
Мама отвезла меня к торговому центру, расспрашивая, что из еды любят мои «друзья». Что я могла ей ответить? Они съедят всё, что пахнет немного лучше, чем овсянка? Бери на свой вкус, они всё равно никогда ничего подобного в глаза не видели? Знаешь, даже если ты купишь им несколько пачек манки и молока, они будут на седьмом небе от счастья?
– Ну, можно накупить сладостей. Они это любят, – скрипя сердце говорила я, – Хлеба и мяса. Чего–нибудь тёплого.
Зимой там чертовски холодно. Но маме, моей до потери сознания впечатлительной и ранимой маме, я этого так и не сказала.
Она дала мне карточку. Сказала, что даже, если я решу купить дом, на ней ещё останется. Купить дом. Купить дом. Мне будто врезали битой по затылку. Купить дом. А что, если… Ну, это уж слишком. Нет, ну правда. Купить дом. Такая обжигающая, пылающая, ранящая боль где–то недалеко от печени. Я могла бы купить им дом, и у меня бы ещё остались деньги.
– Ни о чём не волнуйся. Бери всё, что посчитаешь им необходимым.
Да, я не буду ни о чём волноваться.
– Спасибо, мам, я тебя люблю.
Она тепло мне улыбнулась, притянула к себе и поцеловала в лоб.
– Ну иди, Рома вон уже заждался. Ещё пару минут и он примёрзнет ногами к дороге. Поторопись, золотце.
Я оглянулась на вход в торговый центр. Напряжение, сковывавшее меня на протяжении всего утра, отступило.
– Пока, мам, – сказала я, встретив её коварный взгляд, и, закатив глаза, вышла из машины, поёжившись от внезапного порыва ветра.