Три причины.
Легко!
– Во–первых, ты позволил мне себя поцеловать. Во–вторых, ты позволил мне себя поцеловать, хотя у тебя есть девушка. В–третьих...
И тут в моей голове стали всплывать варианты.
Меня к тебе тянет, а не должно.
Я чувствую, что нуждаюсь в тебе, не как в брате.
Я помню тебя. Я помню тебя до аварии. Точнее не помню, но знаю, что ты был в моей жизни ДО. И я знаю, что мы были не просто друзьями.
– В–третьих, – наконец произнесла я заплетающимся языком, – Ты позволил мне себя поцеловать, несмотря на то, что я – твоя сестра.
– Ну так и ты не сильно об этом думала в тот момент, правда?
Ещё немного, и я покраснею от злости.
– Я не хочу это повторять, Алекс. Мы не должны. У тебя есть девушка. У меня парень. Мы – брат и сестра. Этого никогда не должно было случиться, – сказала я так спокойно, как только позволяла моя закипающая кровь.
Он поднял на меня уставшие глаза и спросил так тихо, что я бы и не услышала, если бы не слушала так внимательно:
– Так ты НЕ ХОЧЕШЬ этого или это НЕ ДОЛЖНО было случиться?
И тут я окончательно свихнулась. Ноги подкосились. Я рухнула на пол, сдерживая тонны, мириады тонн слёз. Нет. Не сейчас. Сейчас я должна быть сильной. Ради моей подруги. Ради моей первой подруги.
– Расскажи мне всё, что ты знаешь о твоём дружке. О Максе, – задыхаясь попросила я, решив не подниматься с пола. Я больше не доверяю этим ногам. И этим рукам. И этому сердцу, которое предаёт меня, разбиваясь само по себе, как только я вижу его лицо, как только я слышу его голос, как только я начинаю вспоминать. Его. Алекса. Мою первую любовь.
Глава 25
«Мы верим в мир без стен, мы любим до ненависти, до самоотречения, мы не оставляем надежды и не знаем страха.»
– Лорен Оливер. Делириум.
Совершенно обессилев, я рухнула в кровать, как только захлопнулась дверь за Алексом. Нет ничего приятнее глубокого сна без снов. Нет ничего приятнее, чем забытье, совершенная темнота, обволакивающая тебя снаружи и внутри. Нет ничего приятнее, чем абсолютное отсутствие каких–либо тревог, волнений и прочей ерунды.
Так что могу смело сообщить, что ничего приятного меня этой ночью не ожидало. Мне снились сны. Или это были не сны. Может, это моя память сыграла со мной злую шутку. Но я проснулась вся в поту, желая забыть всё, что имело хоть какое–то отношение к этому грёбаному сну и всем его деталям, которые, поверьте мне, были щекотливыми. Слишком щекотливыми для десятилетней рыжеволосой девочки и её ровесника мальчишки с чёрными непослушными волосами. Поэтому я восприняла это, как обманку, подсунутую мне моим обезумевшим подсознанием.
Всего лишь сон. Ничего особенного. Очередная подстава воспалившегося подросткового мозга.
Я встаю с кровати, не распутываясь из кокона тёплого одеяла. На часах почти шесть. Скоро рассвет.
Вместе с одеялом выхожу из комнаты, не забыв захватить маленький чёрный прямоугольник, воспроизводящий музыку. Иду на чердак. Для этого прекрасного места нет лучшего времени, чем рассвет. Восходящее Солнце пронзает своими лучами витражные окна, озаряет комнату приятным светом. Но мне нужно не это. Я открываю витражное окно, плотнее кутаюсь в одеяло и шагаю босыми ногами в снег. Холодно. До дрожи в коленях. До клацанья зубов. Но это приятный холод. Чистый. Невинный. Светлый и правильный. Омывающий мою грешную душу от грязных желаний и помыслов. Стараясь не уронить одеяло, последнюю вещь, помогающую не замёрзнуть насмерть, я вставляю в уши наушники и, не глядя, нажимаю на одну из музыкальных композиций. Попала. То, что доктор прописал. Медленная, душевная, а где–то на заднем плане слышен тихий колокольный звон. Прекрасно. Непревзойдённо. Волшебно. Умиротворяюще.
Это так поразительно. Кожа ног покалывает. Мелодия прерывается ритмичным стуком моих зубов. Небо синее–синее. Не светлое. Не тёмное. Не яркое и не тусклое. Такой оттенок бывает только два раза в сутки. И он восхитителен и неповторим. Великолепен и, к сожалению, неописуем. Ещё секунда, ещё секундочка и пойдёт снег.
Удивительно, как прекрасна природа и насколько люди слепы. Я вдыхаю холодный воздух и лёгкие взрываются ноющей болью. Приятной ноющей болью.
– Надежда!